Бесконечное лето: Не чужие
Шрифт:
— Так точно, Анатоливаныч, принимаю ваши извинения, — пояснил я. — Те, которые за грубость.
— Ой, дурак… — опечалился начштаба. — Не хотел я тебя отдавать на съедение журналюгам, но теперь решил — кончено. Зачем ты мне такой идиот нужен, пусть лучше они тобой питаются, авось отравление заработают. Желчным пузырем твоим.
Как выяснилось чуть ранее — пока я лежал в «скорой», которая с диким воем «везем раненого героя!» неслась по засыпанным осколками и сочащимся дымом улицам — после нашего коллективного
— Неужто из газеты «Правда» приехали, из областной?
— Нет, из тележурнала «Ералаш» — до такой степени твоя судьба советский народ волнует, просто кушать не могут. Все интересуются — как там наш колченогий Сашок, такой милашка, аж краска на стенах сворачивается… Но нет, героический пионер, твои подвиги оценила не союзная, или там республиканская пресса — бери выше! Из Штатов приехали журналюги делать репортаж о несгибаемых советских парнях. На завтра назначено интервью. В специнте! — последнее он выплюнул так, будто это я был виноват, что на секретный объект пускали иностранцев.
— Так это мою улыбчивую физиономию что, на бейсбольных карточках в далекой Америке теперь будут печатать? — обрадовался я. — Ура, я всегда хотел мировой известности — и вот она, вот она!
Наливаныч сокрушенно помотал головой.
— А что стоило просто тихонько окочуриться где-нибудь в уголке… И твое отважное сердце уже билось бы в каком-нибудь толковом десантнике, и на вакансию взяли бы кого-нибудь поумнее, девчоночку какую-нибудь из Крыма — у них там реабилитационный центр, а у нас постоянный некомплект…
Я уже говорил, что командир у нас добрый и довольно-таки тактичный человек. Одно слово — буддист.
— Но ладно уж, — Иваныч поглядел на меня с видом римского мальчика, отгрызающего себе ногу, чтобы не идти в армию. — Акулы капиталистического пера будут здесь только завтра, они сейчас пожары снимают и раненых в госпитале, для колорита. Так что до этого времени все свободны — и ты, и эта твоя обезьяна рыжая, распутная. Ходить-то сам можешь? Неохота санитаров вызывать.
— Силищу чую в себе несусветную, — почти не соврал я. — Такая во мне теперь сила-могучесть, что, коли был бы столб крепко вбитый, ухватился бы за этот столб и перевернул бы землю-матушку. Вот какой силой налился я!***
— Дурью ты налился, — определил Наливаныч. — А скорее, и не выливал ее из себя, так и ходишь, дурак дураком. Ладно, не задерживаю. Разойдись!
***
День тянулся медленно, не прекращаясь и не переходя в сумерки. Удивительно длинная жизнь мне в этот раз досталась — но я не жаловался, в общем. Мы брели с Алиской под беременным влагой серым небом, по асфальту расплескались желтые кляксы последних листьев, в воздухе пахло дымом, потушенные следы пожарищ
Алиска меня спасла. У нас это взаимно, по всей вероятности — такая склонность.
— Я, это… — буркнула она. Мимо бибикнула машина, объезжая колдобины, из которых, по большому счету, и состояла улица. Что за район у нас, никуда не сходишь, только ботанический сад был рядом, и тот вырубили, сейчас там теплицы. Логично же: народу не нужны оранжереи, а нужна картошка. — В общем… ты не бери в голову насчет того, что я тебе с бессознанки наговорила. Ну, вроде как обстоятельства были странные, я и молола, что в голову придет.
— Да нормально все, — слова давались легко, вылетали изо рта невесомыми яркими бабочками. — Ты бы сделала для меня то же самое, разве нет?
Алиска шмыгнула носом. Искусственная рука шевелила пальцами — я слышал легкое позвякивание. А может, это таяли льдинки у меня на сердце. Определенно, день начинал складываться.
— Нет, я серьезно, — продолжила она, помолчав несколько секунд. — То, что ты меня вытащил — это было реально круто. Типа как в «Чужих», что недавно показывали — взрывы, трубы какие-то… И ты всякую ахинею несешь в эфир, потому что надышался — смех один…
Она посерьезнела.
— И еще мы чуть не померли сегодня. Но не сложилось — как ты и говорил. Чудеса случаются.
Были у меня, конечно, догадки, чьих рук дело эти чудеса. Когда человек в шляпе снова появился рядом, там, внизу, я как раз баюкал на руках Алискино тело. Время имело значение, и поэтому я был очень конкретен в своем желании. Предельно короток. И одноглазый не стал спорить. Я только спросил его имя, и почему он мне помогает. Ответ был: «Зови меня Гангари»****. И еще: «Я помогаю не тебе, а ей. Моему сыну она приглянулась».
В общем, я не был чемпионом-похитителем женских сердец. И героическим пионером не был тоже. Просто инструментом, подходящим для выполнения именно этой задачи.
— Двачевская, — догадался я. — Так ты что, пытаешься поблагодарить меня, что ли? Так бы и сказала, а то тянешь кота, тянешь — за это самое…
— Вот еще! — фыркнула Алиса. И снова шмыгнула носом. Но уже не так воинственно. — Просто вспомнилось, что ты в свое время предлагал посидеть где-нибудь, послушать музыку, мороженое поесть… Предложение в силе?
Пасть Фенрира, моя удача и впрямь космически возросла!
— Я знаю местечко, тут недалеко… — захлебнулся я мыслями и предположениями, но окончательно умереть от радости мне не дали — у обочины затормозила замызганная «волжанка», из которой вывалился паренек-вестовой, суетливый, запаренный, самую малость старше меня, если вообще старше.
— Тащлейтенант, вас срочно требуют в штаб, — выпалил он на одном дыхании. Скосил глаза на Алису — «распутную рыжую обезьяну», по выражению Наливаныча. — И вас тоже. Словом, всех. Срочно!