Бесовщина Фуева
Шрифт:
– Да не ломайся, мать, ну ты чё… дай я тебя поцалую! – проговорил дядя Женя и потянулся языком к презрительно скривившемуся лицу женщины, которая пыталась вырваться из смердящих объятий.
Наконец дама врезала кавалеру коленом прямо между ног, от чего тот согнулся, выпучив глаза, и одобрительно проговорил: «Огонь девка!»
Между тем из проходной выбежало двое охранников, увидевших амурные поползновения странного типа. Одержимого попытались скрутить, однако маргинал оказался чертовски силён в самом прямом смысле этого слова –
«Так, всё, пора это прекращать!» – подумал Алексей, который все это время спокойно наблюдал за происходящей бесовщиной и курил.
Выбросив сигарету, он вышел из машины и побежал разнимать дерущихся. И, конечно, ему тут же хорошенько прилетело по печени!
– О, и ты решил повеселиться! – радостно воскликнул дядя Женя, встречая нового участника потасовки. – Мочи их, Лёха!!
– Да погоди ты! – попытался остановить его Алексей, схватив за рукав. – Хорош, Авалон, остановись!
– Да ну на ху… – возмутился дядя Женя и проглотил последнее слово, получив по зубам.
Дама побежала, куда подальше, обозвав всех дебилами, а четверо мужиков продолжили мутузить друг друга, что было сил. Алексей врезал одному из охранников, получив знатную оплеуху от другого, и услышал сигнал полицейской машины – видимо, кто-то из неравнодушных наблюдателей вызвал стражей порядка. Не прошло и минуты, как слуги закона уже спешили разнимать участников потасовки и быстро успокоили возмутителей порядка волшебными резиновыми палочками, словно феи, взмахнув пару раз и произнеся заклинание: «А-ну, тихо, бл..ь!»
Компанию запихали в полицейский уазик, который поехал в РОВД Горинского района славного города Энска. Участники драки поостыли и теперь сидели молча, глядя кто в сторону, кто в пол, кроме Авалона, обжившегося в теле дяди Жени, как в новой квартире. Виновник, из-за которого и произошла дурацкая потасовка, распевал матерный частушки, улыбаясь распухшими губами. Впрочем, никому до его самодеятельности не было решительно никакого дела, за исключением водителя, посмеивавшегося украдкой после каждого куплета, которые одержимый сочинял, что называется, на коленке.
– Нравится? Давай я и про тебя спою! – предложил дядя Женя, увидев сдавленную ухмылку водителя, и затянул:
Я – водитель свиновоза,
Всякого вожу навоза целый день туда-сюда,
Так что жизнь моя, ребята,
Это полная пиз…
Водитель резко повернул, выругавшись на очередного «покупателя» водительских прав, которых так много на российских дорогах. Дядя Женя клацнул зубами, не допев свою песенку, и едва не упал на пол.
«Ей богу, если так дальше пойдёт, то этому дяде Жене придется брать кредит на стоматолога…» – подумал Алексей, покачав головой.
– Не дадут мне никакой кредит, – пробормотал одержимый, вздыхая. – Я же спившийся инженер, понимаешь? Евгений Николаевич Прутиков зовут меня… жена ушла, отсудив почти всё, детям я не нужен… запил я, с работы уволили, собака сдохла, ай, – вздохнул он, махнув рукой, – ну кто такому даст кредит? Ему бы палёнушки перехватить и нормально, пока не началось! Может повеситься ему? А я помогу, это я мигом!
– Авалон, прекрати! – воскликнул Алексей. – Ты вообще что ли поля не видишь? Отстань от него! Отпусти этого Прутикова!
– Эй, заткнулись! – рявкнул полицейский. – Какой ещё Авалон, ты чего мелешь? – сурово спросил он, глядя на Алексея. – Нарик что ли?
Заподозренный в пристрастии к наркотикам махнул рукой, отвернувшись к окну, понимая, что просить беса проявить элементарную человечность – это как просить депутата побороть коррупцию, то есть, акт изначально бессмысленный. Гражданин Прутиков захихикал и тут же получил знатную зуботычину, приправленную нецензурной бранью. Охранники непонимающе смотрели на Алексея и маргинала, пытаясь понять, о чём вообще речь, кто такой Авалон и почему Прутиков говорит о себе в третьем лице.
Машина въехала во двор Горинского РОВД. Компанию выгрузили и передали другим доблестным стражам порядка, которые опросили участников драки, забирая их из «обезьянника» поочередно – сначала охрану, потом Алексея, а Евгения Прутикова, требовавшего последнюю сигару, бутылку рома и толстую проститутку, оставили на «сладенькое».
Когда Алексей шёл на выход, уже после составления административного протокола, Авалон покинул тело одержимого, объявившего «обезьянник» последним оплотом настоящих мужчин в мире толерантности и педерастии. Надо сказать, выступление Прутикова собралась послушать добрая половина отделения – одни смеялись, тыкая пальцем, другие качали головой и пророчили клиенту пребывание в дурдоме, возможно, бессрочное, ну, или пока внезапно прискакавшая белочка не вернётся обратно в лес.
Едва бес покинул узурпированное тело, как Прутиков тут же упал на пятую точку и прекратил «концерт», замахав руками, причитая при этом: «Чур меня, чур меня, свят, свят…»
Алексей, покачав головой, направился на улицу. Авалон полетел следом, попрощавшись с публикой картинным поклоном.
– Славно повеселились! – воскликнул бес, посмотрев на Алексея, набиравшего номер такси.
– Чего славного-то? – недовольно проговорил Алексей. – Нахрена ты над ним издевался? Ещё и птицу дохлую съесть заставил…
– Подумаешь, голубец дохлый! – фыркнул Авалон. – Ты, вон, сколько лет ел сосисочки и колбасочку, так, я тебе скажу, по сравнению с ними, голубец тот – это почти пэ-пэ, то есть, правильное питание!
Алексей вызвал машину, которая должна была отвезти его на парковку у проходной «Энского хлебо-кирпичного комбината», где всё ещё стояла его стальная лошадка. Авалон посмотрел недовольно и спросил:
– Че случилось, Алёша? Я смотрю, ты за людей переживать стал! Ты не заболел у меня?