Бесовские злюки 2
Шрифт:
Глава первая
Летний вечер плыл плавно. Дали багряные растянулись широко и полосой. И за собой красиво манили. Веял тонкий ветерок. И тот был приветлив. Окраины небольшого городка «К» сотрясал вой и лай необузданных лихих псов. Те никак не могли угомониться. И носились беспутно закоулками. И уже успели слегка покусать бабку Мавру Ильиничну-Давыдовну Мудижарову. У неё двоёное отчество потому, что она считает себя рождённой от Давыда и Ильича. Её мать Нонна ей рассказывала, как она проводила сладко время в постели с этими замечательными людьми. И даже подробно описывала эмоции, страсти, позы любви. Она восхищалась любовниками в своих рассказах. Они оба читали ей стихи. И даже посвящали свои поэмы, как говорили сами. Но те никто не читал и не видел. Давыд писал криво. Он был малограмотен. И часто сжигал свои рукописи. Ильич страдал манией преследования. И часто переезжал с места на место. И сгинул в каком-то болоте. На его напали бродяги. И крепко избили. Давыд утоп молодым, когда полез купаться в холодную реку пьяным. Он часто напивался. Но они при жизни часто наведывались к пылкой пышке Нонне. И та не удержалась. И спала с обоими на душистом сене и в своей постели. И так появилась на свет Мавра. Теперь она уже находилась в преклонном возрасте. И повидала всего немало. И в любви так ей не везло. Она встретила всего одну любовь. Если так можно сказать. И была не в ударе прямо. Она, по сути, сама на себе женила местного жилистого никудышного алкаша Федю Ермолина. И тот быстро попал в психушку. И там закончил свои дни плохо. Мавра даже не успела распознать всей тонкости любви. И в постели побывала с возлюбленным всего пару раз. И она прямо не в ударе, как говорит сама. Мавра теперь знала себе цену. Но что толку. Её цапнули слегка за ногу, когда она шла из продуктового магазина. И она была обязана голодному бурому небольшому, но дерзкому псу Жучку. Она ощутила боль. И даже крови немного появилось. Она тогда взбесилась не на шутку. И закричала громко. И лихо махнула авоськами. И вся стая псов лихо разбежалась, кто в лес, кто по дрова. Бабка Нинель пришла домой. И обработала рану зелёнкой. И долго не страдала. У неё полно забот и дел. Ей уже за седьмой десяток лет. Но она бегает быстро. И выглядит весьма свежо и бодро. Она весьма рослая, неупитанная. Но и не жидкая совсем. Она выглядит подтянуто. Но немного горбит спину. И заметно сутулиться. Голова овальных форм. Волосы тёмно-седые по плечи. Она обычно использует заколку. Лоб широкий. Глаза большие миндалевидные, цвета мутной воды
– АААААААА… АААА. Сука. Кто ту тэту кость бросил? Что за дебилы? ААААААА… Я поранилась. Как больно мне. ААААААА…Руку проколола. И перчатку тоже. Как впилось больно в ладонь. Мне же пирожки делать, – запричитала она, – АААААААА… ААА…
Бабка Мавра несколько опомнилась. Она стояла на месте, как дура. И смотрела на руку шальными глазами. Кровь текла из колотой раны на землю. И та шокировал старушку. И всё же она опомнилась. И бросила ведро в сторону. Она пнула жестянку. И нервно зашагала прямо по грядкам. Её немного затрясло. Боль давила. И рука прямо заледенела немного. Кровь текла по локотку, рукаву. И всю ладонь раненую залило багряной жидкостью. Бабка ошалела просто. И всё смотрела на руку, которую держала на весу. И зашагала быстро. Пульс усилился. Дыхание сбилось. Она нервничала ещё как. И прямо взбесилась. Лицо покраснело. В глазах загуляло. И жар накрыл тело. И тут же ударило холодком по спине. Мавра сильно недоумевала. И проклинала всё на свете. Она упомнила немало матюгов. Мысли томили. «Как больно мне… Как меня так угораздило. Это всё из-за того случая… Всё пошло сегодня наперекосяк. Мать ети. Вот же сука. Как меня так угораздило. Мать ети… Больно как. Рука вся в крови. Я проткнула ладонь. Надо смазать рану зелёнкой. Или бежать, вызвать неотложку… Время много потеряю. Справлюсь, поди, сама. У меня есть одно зелье. Мазь отменная. Раны затягивает за вечер. Ей воспользуюсь. Вроде обойдётся… ААААААА. ААА. Как она попала в мою грядку. Мать ети. Эта кость старая какая-то… ААААА… Больно мне мать ети… Дочурка моя дурная. Свинтила как специально. Кто будет пироги делать. Тесто месить я одной рукой… Вот горе мне. Как-нибудь справлюсь теперь… ААААААА… Как больно. Смажу рану зелёнкой и йодом ещё… Перевяжу рану. Надену перчатки. И буду работать… На эту дуру понадеешься. И сядешь в лужу. Дура моя дочка. Загуляла, видать… Вот же мне не повезло. Угораздило меня. Как я так умудрилась. Сука. Не могу опомниться. Больно как. И всю трясёт. Надо бы скушать пару таблеток обезболивающего ещё. У меня всё есть. Справлюсь как-нибудь. Уже не в первый раз… АААААА… АААА. Больно как. Я проткнула себе ладонь. Вот же я дура. Это всё я злилась. И на тебе… И этот пёс. И алкаш хренов. И день такой дурной. И дочка ушла. Всё к одному… АААААА… ААА… Мне хреново. Надо домой идти. Тесто стоит давно. Мать его ети. Надо пирожки печь. Завтра я выхожу на продажу… Рано утром надо выходить. А эту дура ушла шляться. Вот же подмогла как мне… Я сама виновата. Нечего было рот разевать на огороде… АААААА… ААА.. Крови-то сколько натекло. Надо домой. Рану обработать. Есть у меня одно зелье мать ети… ААААА… ААА. Как больно. Я уже дома… Слава богу. Сейчас успокоюсь и за дело… В рот бы всё перемести… Как больно мне. Вот же я дура полная. Как меня так угораздило… Сама не знаю. Как-то так вышло само по себе… Откуда у меня там кости… Вот я докопалась до чего… Наверное, кто-то бросил. Вот же окаянные. Так бы и врезала. АААААА. Надо бы успокоится. И взять себя в руки. У меня ещё дел полон вечер… Вот же я дура. Как же так. Надо рану сначала залечить немного. Перевяжу руку. И за дело. Будь неладна эта кость. Вот же мне подвезло сегодня… Как больно. Ничего справлюсь как-нибудь…», – подумала она. Мавра остановилась на небольшом косом крыльце. Глаза прищурила. И глянула чутко на рану. Та темнела. И кровь текла тонкой струйкой. Боль томила. Мавра зажалась. Она прошла в сени небольшого рубленого дома. У того крыша невысокая треугольная и уже чуть провисает по центру. Печная труба ладная. Её перебирал местный невысокий печник и в одном лице алкаш Паша Щеганов. Он пьёт, но дело своё знает. И без того не сидит. Но завсегда слегка пьян. А то и в полном ауте. И сам дом в один низкий этаж. Окна небольшие, узкие. Рамы красивые резные. Бабка Мавра не стояла на месте долго. Дышала неровно. И слегка нервничала. Она глубоко вздохнула. И она двинулась небыстро по деревянной лестнице. И ту миновала. Она скрылась в доме. И включила свет в прихожей и зале. И тут же взялась за свою небольшую аптечку и снадобье. И ловко расставила на округлом столике. Мавра изнемогала. У неё поднялось давление. Но она выглядела бодро. В глазах всё же зарябило. И боль не успокаивалась. Руки дрожали. Мавра взволновалась не на шутку, глядя на глубокую колотую рану. Кровь капала уже на клеёнку стола. И быстро появилась небольшая лужица. Мавру обуял жар. Она присела на скрипучий деревянный стул. И тот затемно покосился. Но держал крепко старушку. Она взялась за своё лечебное снадобье, которое сделано на отваре из трав и водки. И тут же смочила тряпочку. И плотно прижала ту к раненой ладони. И сразу выказала гримасу. Глаза прищурила. В тех рябило крепко. И желваки разгладились. Бабка показала свои уже не все желтоватые зубы. У неё ещё и протез там виднелся. И тот немного вилял. Мавра слегка озлобилась. Но держала себя в руках. И взялась за баночку зелёнки. И всё же решила обойтись лишь отваром. Она прижгла рану. И лихо обмотала бинтом. Тот промок от крови. И стянула узлом как могла. Она торопилась. И бегло глянула на настенные старинные часы с кукушкой. Те шли чуть запаздывая. И кукушка словно улетела куда-то. Наверное, в тёплые края. Она давно уже не вскакивала из своего домика. Она скрылась так, когда представился хозяин дома Альберт Эдмундович Мудижаров. Он невысокий, статный. Он работал в артели. И выпивал крепко. И поймал белу белочку. Он загремел в психушку. И оттуда уже не вышел. Его долго мучили кошмары. И он прыгнул с лестницы головой вниз. И пролетел несколько пролётов. И на его беду он не разбился. Он сломал себе плечо, руки и правую ногу. И сильно ушиб голову. И всё же скончался в припадке в больничке. Ему было шестьдесят три года. Бабка Мавра глянула на фото семейное, где она восседала рядом с мужем ещё молодая и бойкая. И этой бойкости ей и сейчас не занимать. Она тогда работала дояркой, потом перешла в швеи мотористки и на закате карьеры устроилась в пекарню. У неё есть диплом. Она окончила техникум кулинарный. И сейчас грузила взяться з своё любимое дело. Она просто обожает стряпать, выпекать и печь. И любимое занятие лепить пирожки. И начинка у неё завсегда разная и необычная. Она печёт пирожки с яйцом, с вареньем, с творогом, с сосисками и даже с повидлом. И ещё несколько вкусов и секретов. Она в этом деле мастерица на все руки. Но те сейчас дрожали. Она вновь глянула на часы. И взволновалась. Она почувствовала недомогание. У неё закружилась голова. В глазах зарябило ещё круче. Во рту пересохло. И сердечко забилось неспокойно. Её стало мутить. И она чуть не блеванула прямо на стол. Но обошлось. Её чуть полегчало. Но всё равно забурлил живот. И прямо немного тошнило. Она, сидя на стуле, приняла слабительное. И ещё скушала пару таблеток. Её отпустило. Она запила лекарство чистой водой прямо из горлышка небольшого стального чайника, который стоял на столе. И тут же тяжело поднялась на ноги. И навалилась на стол, чтобы не упасть. Рана дала о себе знать. И она выказала болевую гримасу. Глаза диковатые прищурила. Мысли томили. «Вот же меня угораздило. И эта дура моя где-то шляется. Так бы и дала ей ремня. Мало я её порола. Принесла дитя в подоле. И теперь шляется дара жирная. Вырастила дочь на свою голову. Она всё думает о мужиках. Любит же она это самое дело. И подружка у неё распутная сисястая дура. Сучка крашеная. Она мою дочь смутила. Кабалка дурная жопястая. Как её зовут. Вроде как-то Лили что ли. Так зовут путан. Не моё дело. Сейчас бы она тут пригодилась. Ну, да ладно. Что-то мне нездоровится. Бляха муха. Но надо делать пирожки. Завтра рабочий день… У меня уже всё готово. Тесто стоит. И начинка всякая разная уже в сборе. Но надо собраться самой. Мне что-то дурно стало… Где же моя дочь? Вот же удружила. И весь день какой-то собачий…», – подумала она. Мавра взволновалась, стоя у стола. И бегло глянула на часы. И в глазах зарябило круто. Она с трудом разглядела цифры и стрелки. И мир показался ей двухмерным. Но она всё же собралась. Хоть её и мутило. Она быстро глянула на свою раненую ладонь. И рана жглась. Кровь окропила бинт. И всё же немного полегчало. Но прихватило живот. И прямо захотелось по большому. Мавра живо пошла по слегка наклонному полу. И тот миновала. Она оставила гостиную. И прошла в коридор. И оттуда двинулась в уборную. И быстро с себя стянула штаны и сняла нижнее бельё. И присела на унитаз. И воздух сотрясли неприятные звуки. И запахло дурно. Мавра взволновалась. Тело обуял жар. И всё же она закончила свой туалет. И вышла из уборной слегка посвежевшей. Но всё равно ощущала тяжесть в ногах. И зуд ледяной не проходил. Она помыла руки, как могла с мылом. И надела на руки резиновые перчатки. И прямо взволновалась не на шутку. Она как будто не с той ноги сегодня встала. И всё не так, и всё не то. Она нервничала. И злилась дурно. И всё же взялась за работу. И стала дико и копотливо месить тесто. Жар томил. Лоб быстро стал мокрым. И томило всё тело. Стало ломить слегка. И она ощутила слабость. Она неудачно резанула ножом по руке. И перчатка разорвалась. Но она не придала тому вида. И просто не заметила. И кровь брызнула прямо в кастрюлю с тестом. И окропила слегка белую муку. Мавра заметила кровь на столе, где лежали заготовки. Она рассердилась не на шутку. И бросила в сторону стальную ложку. И та упала на пол. И зазвенела громко. Мавра бурно замытарилась. И сказала пару матюгов, которые прямо не у всех на слуху. Но сдержала свой горячий пыл. Ей стало ещё хуже. Её повело в сторону. И она чуть не кувырнула пирожки, которые уже готовыми томились у печи. И аромат тянулся приятный и вкусный. Мавра быстро выбросила из кастрюли кусок окровавленного теста. И всё же не заметила, что избавилась не от всей крови, которая угодила в кастрюлю и на рабочее место. И продолжила трудится ни смотря ни на что. Она принялась усердно месить тесто. И старалась охотно. И прямо размазала свою уже порочную бешеную кровь в тесте. И жала крепко. И отбивала умело и лихо то об стол. Тесто слегка порозовело. Мавра этого уже не видела. Она соображала плохо. И всё же трудилась. И месила тесто быстро и машинально. Но ей стало всё тяжелее лепить пирожки. В глазах стало мутно. И ноги подкосились. Мавра вытащила из печи заготовки. И поставила тупо на стол. И заковыляла в туалет. И там уснула, сидя на унитазе. Её просто вырубило. И тошнило дурно. И она всё же немного блеванула на деревянную стенку. И отключилась, завалившись на бок. И тонко засопела. И вид у неё неважный дурной. На губах повисли слюнки. Она засопела, сидя на унитазе. И слегка вздрагивала. Её стало прямо лихорадить. Но уже во сне. Её по виду обуяло бешенство и одержимость. Но то ещё глубоко скрывалось в ней. Но, казалось, пробуждалось нечто. И уже необратимо и лихо. Мавра вздрогнула вновь. Но не проснулась.
Глава вторая
Утро раннее звало за собой. Небо белело. И светило начинало сиять ярко. И закричали громко местные петухи. И псы подали голос. И залаяли дико и бойко. Город оживал. И пробуждался по виду небыстро. Воздух наполнился небольшим гулом. На дорогах появилось оживление. Помчались автомобили. Местные псы начали обход территорий. Алкаши взялись за старое. И принялись квасить с утра пораньше. И веселье не заканчивалось у кого-то уже пару месяцев. Дикая глубинка всё же пробуждалась. И на нескольких предприятиях, которые здесь имелись, уже начался рабочий день. В здании двухэтажном кирпичном редакции газеты «Колесо фортуны» появились работники. И послышались уже громкие голоса. И даже быстро пронеслась первая стычка. И крики быстро утихли. Редактор Лев Иванкин восседал у себя в кабинете. Его модное кожаное тёмно-шоколадное кресло слегка скрипело. Он уже вовсю трудился. Сам как бочка. Он упитан не в меру. Голова массивная. Волосы короткие тёмно-русые. Очки в округлой оправе. Глаза мутные. Нос пятаком. Губы полные. Подбородок квадратный. Его украшала лиловая рубака. Штаны широкие на подтяжках. Ботинки лакированные стильные. Он любит выглядеть отменно. И ездит на что не странно на крутом байке. На столе лежала каска и ключи. Он же увлёкся своей очередной рубрикой. И ту лихо набирал на компьютере. Вид серьёзный. Он ждал всех работников. И умело увлекал их в процесс труда. Он не терпит опозданий. И любит искать любой повод, чтобы сокращать зарплаты. Его за этого и недолюбливают. Но он всё же справедлив, но отчасти. В выходные дни он любит проводить на даче. Но порой работает здесь в редакции. И выпивает крепкие напитки. И обожает заниматься любовью прямо на рабочем столе со своей новой пассией пышкой Клавой Мадоновой. И уже таких состоялось около пяти свиданий. Он с причудами, кто бы что ни говорил. Но сейчас он был крепко погружён в работу. И знал себе цену.
Двери входные стальные в здании редакции «Колесо фортуны» скрипнули. И слегка сотряслись оконные стёкла. В здание лихо прошёл молодой работник редакции Алексей Николаевич Мудинин. Многие смеются над его фамилией. Но он уже привык к такому рода розог. И не обижается на глупцов и дурней. Он прошёл в здание. И был по виду слегка не собран и сонен. Он слегка смутился, не увидев своего текста в газете, которая уже висела на афише. Но не придал значения. Он лихо пошёл вверх по каменным ступенькам на второй этаж здания, где и находились офисы. Он дышал неровно. Он шёл небыстро, но понимал, что уже опоздал на работу на десять минут. Но, казалось, это его не волновало. Хотя он уже пару раз получил выговор от редактора. Алексей устроился на работу недавно. Он отработал всего пару недель. Но уже успел о себе заявить. Он издал яркие тексты. И сделал умелые фотографии с праздника. Но его талант здесь не особо ценили. Или просто не могли оценить. Алексей закончил вуз. Он специалист в области коммуникаций и рекламы и PR. Он знает себе цену. Но ещё, кажется, плохо в себе разбирается. И порой не контролирует свои огненные эмоции. Он по знаку гороскопа овен. И огненный знак его ведёт лихо. Он любит смотреть по ночам на звёздное небо. И пропустить между делом парочку пива. Но не увлекается алкоголем. Он любит тренировки. И накачал себе мощный рельефный торс. На руках бицепсы округлые. Пресс из кубиков. Шея бычья. Лик весьма импозантный симпатичный. Стрижка тёмно-рыжих волос привлекательная средней длины. Лоб широкий. Глаза лазурные большие. Нос прямой. Губы полные алые. И природная улыбка его не обошла стороной. Он как будто всё время улыбается. Но это не делает его болваном или дуралеем. Он умён и сообразителен в меру. И большего от своего ума не ждёт. Родители дали ему всё сполна. И теперь он сам за себя. Он считает, что он талантлив. И пробьётся везде сам. Бездарности пробьются сами, как он считает. Но и тем нужна поддержка. Алексей выглядел мило, но сонно. Прямо актёр Голливуда. Глаза скрывали очки. На теле развитом подтянутом рубаха в полоску и звёздочку. Штаны джинсовые светло-синие. Ботинки лакированные бурые. И прямо блестят. Но один шнурок не завязан. И он на тот не обращал внимания. Он немного рассеян, как и все творческие люди. На перевес он держал сумку тинэйджера. Там ноутбук небольшой, блокнот, ручки и карандаши. Ещё немного денег, ключи от квартиры, где он живёт и пустое портмоне. Ещё там завалялась мятая пачка сигарет и зажигалка. Но он бросил эту гадость. И стремиться к совершенству. Он миновал лестничную площадку. И вышел в коридор главного офиса. И тут же ему захотелось по большому. Его прижала нужда. Он всё же решил пройти в кабинет. И дёрнул за дверку. И та легко поддалась. Он прошёл в кабинет, в котором уже восседала молодая невысокая пышка сотрудница Марго Маринина и уже опытный пятидесяти трёхлетний корреспондент Иван Кузьмин. Тот рослый, упитанный не в меру. Голова округлая. Глаза косоватые, тёмно-синие. Усы густые, но небольшие. Губы тонкие, но широкие. Он не обделён чувством юмора. И большего всего пишет на сельские темы. Алексей положил сумку на стол. И махнул рукой, приветствуя бледнолицых знакомых. И тонко улыбнулся, глядя на бабушку с тележкой. Мавра уже вовсю орудовала. Она продавала пирожки. И тему угощались сотрудники редакции. Мавра уже успела обежать чуть ли не полгорода. Если не больше прошла лихо. И продала много пирожков. И те прямо сметали у неё быстро. Теперь она орудовала в редакции, где её хорошо и не понаслышке знают. И даже уважают некоторые офисные клерки. Мавра выглядела неважно. Рука перебинтована. И виднелся тонкий кровавый след. Но на тот никто не обращал виду. Алексей, как не странно, бегло глянул на раненую руку бабушки. Но тут же переключился на пирожки. Его пленил аромат свежей выпечки. И живот забурлил ещё больше. Он решил купить пару пирожков. И тут же достал из кармана джинсов деньги. И лихо отсчитал бабушке. И та подала ему пирожок с сосиской и яйцом. Он положил угощение на свой небольшой стол. И тут же его прижала нужда. Он думал не о том. Ему захотелось крепко в туалет. И он быстро вышел из кабинета. И мигом миновал коридор. Он зашёл в уборную. И быстро спустил с себя штаны с трусами. Меж ног забавно болтанулся «шланг». Алексей присел на унитаз. И натужился немного. Но как на зло, не смог быстро сходить по большому. Он вновь натужился. И всё же облегчил свои потуги. Ему стало лучше, когда он спустил из себя ненужное. Но свой туалет не закончил. Послышались тонкие звуки. Влага потекла. Алексей задумался. Мысли томили голову. «Я на работе. Снова пришёл на работу. И эта бабка опять здесь. Я купил себе быстро два пирожка. Она вроде неплохо мутит пироги. Но странно как-то выглядит. Глаза у неё косые… И рожа как будто. Вернее лицо, как будто извело у неё. И рука перебинтована. Неужели, этого никто не заметил. Я бегло глянул на неё. И сразу заметил разницу… Глаза какие-то тёмные. Странно она выглядят. Или мне показалось. Вот же меня прижало. Эти балбесы уже в кабинете. Я опоздал на работу. И теперь явно они донесут на меня этому нашему жилтресту. Да пошёл он. Я его не боюсь. Он должен быть доволен, что я вообще пришёл на работу. За такие деньги другие бы не стали работать. Я получаю тут сущие копейки. Десять тысяч рублей в месяц. Это в наш космический век. Я плаваю низко карась. Куда ещё ниже. Но что делать? Куда податься? Меня никто не знает. И блата никакого. Вот же засада. Но так видно будет. Тут надо бы поработать. Руку набить. Хотя у меня рука и так набита. Надо валить отсюда. Но я только устроился. И мне уже хочется салить. Я не хочу быть рабом. Надо что-то другое придумать. За копейки работать с высшим образованием я не хочу. Это дурдом какой-то. Этот хрен старый. Ему всё равно где сидеть. И о чём писать. А эта молодая дура. Она водится с ребёнком. И явно стучит на меня. Она улыбается мне. Но та ещё стерва. И явно уже ползала у меня в компьютере. Я поначалу думал, что этот мужик и она любовники. Но потом видел, что у этого Ивана Кузьмина есть жена. Она работает в налоговой. А эта дура Марго Маринина явно смотрела на мои фотки. Я дурень не поставил сразу пароль. Да плевать на них. Надо валить из этого питомника. Но пока не знаю куда… Сам тащусь над собой. Куда валить? Просто никаких идей пока. Но надо решать что-то. Они меня уже все тут достали…»
Конец ознакомительного фрагмента.