Бесплатных пирожных не бывает!
Шрифт:
Глава 1
«Отари Георгиевич Антадзе восемнадцатого умер от инфаркта…» – прочитал Гуров. Подписи в телеграмме не было, адрес лаконичен: «Москва, Петровка, 38, подполковнику Гурову».
– Ну вот, Петр Николаевич, – сказал Гуров, аккуратно складывая телеграмму и убирая ее в карман. – Теперь ни доказательства, ни наручники не нужны.
Полковник Орлов, в чьем кабинете они находились, cогласно кивнул. И хотя слова не нуждались в расшифровке, Гуров пояснил:
– Когда Кружнев убил Артеменко и я понял,
– Жизнь, она себя кажет, – полковник снова кивнул. – Значит, совесть в человеке пересилила, и сердце не выдержало – сдалось.
– Ты зачем меня пригласил? Телеграмму можно и по телефону прочитать, – сказал Гуров, машинально поглаживая карман, в который положил телеграмму.
Петр Николаевич Орлов был начальником отдела, а Гуров – его заместителем, они работали вместе много лет и, когда оставались одни, обращались друг к другу на «ты».
– Прошу тебя, догуливай отпуск и делом этим не занимайся. Понимаю, самолюбие, гордость, честь мундира, неотвратимость наказания, однако…
– А если понимаешь, – перебил Гуров, – то почему «однако»? Я докажу вину Лебедева и Кружнева. Они должны ответить за убийство и ответят. – Он снова погладил карман, где лежала телеграмма. – Отари тоже они убили.
– Я долго думал, никаких улик против них в природе не существует. – Орлов говорил без азарта, тускло, отлично понимая, что Гурова не переубедить. – И вообще, в твоем теперешнем положении…
Зазвонил телефон, полковник снял трубку.
– Слушаю, Константин Константинович, – Орлов взглянул на Гурова, вздохнул. – Воспитываю Льва Ивановича Гурова, товарищ генерал. Конечно, в отпуске, видно, скучает, заглянул на минуточку. Слушаюсь!
Орлов положил трубку, поднялся из-за стола, запер сейф. Они вышли из кабинета.
– Смотри, Лева, тебе жить, – Орлов пожал Гурову руку. – Моя мечта не работать с тобой, а дружить, встречаться домами.
Полковник направился к руководству, а Гуров вошел в соседний кабинет, который совсем недавно занимал, как старший группы, на двоих с молодым оперативником Борей Вакуровым. Став заместителем начальника отдела, Гуров получил отдельный кабинет, а старшим группы назначил майора Крячко.
Боря, увидев Гурова, вскочил, а Крячко солидно поднялся из-за стола, Гуров ответил на приветствия, прошелся по тесному кабинету, взял со стола Крячко сигарету и опустился на продавленный диван.
Утром, когда полковник Орлов позвонил Гурову домой и пригласил «заглянуть на огонек», Гуров перезвонил Крячко и попросил его, если оперативная обстановка позволяет, около двенадцати находиться в кабинете.
Гуров мял сигарету – курил он очень редко, – поглядывая на товарищей, вздохнул и спросил:
– Ну, сыщики, как жизнь?
Боря, худой, в свои двадцать с небольшим юношески нескладный, шумно вздохнул, взглянул на Крячко. Майор,
– Лев Иванович, какая в отсутствие начальства жизнь? Прекрасная! Бездельничаем, набираемся сил, вот вернетесь из отпуска и тогда… – он посмотрел в потолок, – страшно подумать!
– На вечер никаких дел не назначил? – Гуров поднялся, положил сигарету на место. – Если ничего не произойдет, жду вас в девятнадцать у себя дома. – Он коротко кивнул и вышел.
– Дела! – воскликнул Боря.
Крячко ничего не ответил, улыбаться перестал, после долгой паузы, растягивая слова, произнес:
– Полагаю, дела паршивые, и нам не поздоровится.
– Товарищ майор! – возмутился Боря. – Что вы все о себе и о себе! Против Льва Ивановича служебное расследование ведется, а вы…
– Дурак ты, Бориска! – перебил Крячко.
Подполковник Гуров вернулся с Черноморского побережья три дня назад, не отгуляв и половины отпуска. Вчера он отправил жену и ее младшую сестру, которую удочерил, в далекий город за Уралом, где начальником уголовного розыска работал его приятель майор Серов. Предварительно Гуров позвонил ему и, не вдаваясь в подробности, сказал:
– Встречай семью, устрой, приглядывай. Я не думаю, чтобы девочек нашли, но на всякий случай. Подключи спортсменов, они должны меня помнить, пусть не оставляют их одних. Ты меня понял?
– Я тебя понял, – ответил Серов. – Буду звонить.
Рита и Ольга на известие, что они немедленно улетают, среагировали по-разному. Жена заявила, что никуда не полетит, Ольга воскликнула:
– И в школу ходить не буду?
Увидев, что взрослые сейчас начнут ссориться, Ольга тихо удалилась в свою комнату. На пороге девочка оглянулась и состроила Гурову гримасу, которая, видимо, означала, мол, держись, я с тобой.
Гуров улыбнулся и молча выслушал почти часовой монолог жены. Рита говорила, что не может оставить мужа в беде, тут же обвиняла его в эгоизме. Он слушал внимательно, ждал, когда иссякнет порох в пороховницах, размышлял о том, кто из «друзей» сообщил жене о служебном расследовании.
Рита начала уставать, муж молчал, улыбался. Она не любила эту вкрадчивую улыбку, зная, что она ничего хорошего не предвещает. Жена собралась с силами, повторила о его самовлюбленности, суперменстве, эгоизме и решительно поставила точку:
– Мы никуда не уедем, возвращаться к данному вопросу не желаю.
– Абсолютно согласен, – Гуров кивнул, – возвращаться к этому вопросу не будем, собирай вещи. Улетая в загранку, отец сказал мне: «Жену люби, дари цветы, уступай во всем и держи в строгости». Сегодня тот случай. Ты вышла замуж. За меня, – он показал за свою спину. – Я обязан тебя защищать, ничего объяснять не буду. Рейс завтра в восемь утра.