Бесплодные земли (др. перевод)

Кинг Стивен

– Алло? – вопросительно произнес Эдди, живо себе представляя, как Ардис, бедогала, вопит от боли в потоке микроволнового излучения, а по телу его и лицу пляшут разряды голубого огня, от которых плавятся глаза и загораются волосы. – Алло… Блейн? Кто-нибудь?

Он отпустил кнопку и, напрягшись, застыл в ожидании. Сюзанна сунула ему в руку свою маленькую и холодную ладошку. По-прежнему никакого ответа. Эдди опять нажал кнопку – в этот раз ему это далось с еще большим трудом.

– Блейн?

Он отпустил кнопку. Подождал. Опять – никакого ответа. Эдди почувствовал, как голова у него начинает кружиться: неприятное, даже

опасное ощущение, которое часто одолевало его в моменты стресса или страха. Когда с ним случалось такое, он не мог уже мыслить здраво. В него как будто вселялся бес. Ему становилось на все наплевать. Так было, когда он повздорил с тем узколицым связным Балазара в Нассау. И то же самое начиналось теперь. Если бы Роланд увидел его в те моменты, когда в нем бушевал огонь этого бешеного нетерпения, он бы понял, что Эдди не просто очень похож на Катберта – в такие моменты он бы, наверное, смог поклясться, что Эдди и есть Катберт.

Эдди вдавил что есть силы кнопку и заорал в микрофон дурным голосом, имитируя (безо всякого, впрочем, успеха) сочный британский акцент:

– Привет, Блейн! Здорово, старик! Это Робин Лич, главный редактор журнала «Жизнь богатеньких и безмозглых», я пришел тебе сообщить, что ты выиграл шесть миллионов долларов и новенький «форд-эскорт» по лотерее издательства!

Мягким, испуганным взрывом крыльев над ними взвилась стайка голубей. У Сюзанны в буквальном смысле отвисла челюсть. На лице у нее застыло ошеломленное выражение богобоязненной женушки, которая только что услыхала, как ее дорогой муженек богохульствует в Божьем храме.

– Прекрати, Эдди! Немедленно прекрати!

Но Эдди уже несло. Губы его растянулись в улыбке, но в глазах притаились страх, истерия и яростное раздражение.

– Ты со своей монорельсовой девочкой, Патрицией, проведешь изумительный месяц в живописном местечке Джимтаун. К вашим услугам роскошный отель, самые лучшие вина и самые свежие девственницы на закуску. Ты…

– …тс-с-с…

Запнувшись на полуслове, Эдди взглянул на Сюзанну. Всякий на его месте подумал бы первым делом, что это она шикнула на него – и даже не потому, что она уже раз пыталась его унять, но прежде всего потому, что больше здесь не было никого, – собственно, Эдди так и подумал, но в то же время он знал, что это не она. Голос был не ее. Он и звучал по-другому. Это был голос ребенка – очень маленького и испуганного.

– Сьюз? Ты…

Сюзанна замотала головой, одновременно приподнимая руку и указывая на переговорное устройство. Эдди увидел, что кнопка с пометкой «КОД-КОМАНДА» горит едва теплящимся бледно розовым светом точно такого же цвета, как поезд, спящий в своей колыбели с той стороны ограды.

– Тс-с-с… не будите его, – горестно произнес детский голос, льющийся из динамика, тихий и мягкий, словно вечерний бриз.

– Что… – начал было Эдди, но тут жу умолк. Тряхнув головой, протянул руку к кнопке «СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ» и легонько ее нажал. Теперь, когда он заговорил, в его голосе и интонациях не осталось и намека на придурошные завывания Роберта Лича. Это был шепот, едва ли не конспираторский:

– Ты кто? Кто ты?

Он отпустил кнопку. Они с Сюзанной уставились друг на друга, широко распахнув глаза, точно дети, которые вдруг узнают, что живут в одном доме со странным – может быть, даже опасным… каким-нибудь психопатом – взрослым. Вы, наверное, спросите: а откуда они узнают? Им сообщает

об этом другой ребенок. Ребенок, который прожил не год и не два с этим припадочным взрослым, и в течение всех этих лет ему приходилось прятаться по углам и прокрадываться потихоньку домой, когда взрослый спал; забитый, испуганный ребетенок, который – уж так получилось! – невидим.

Ответа не было. Эдди ждал. Время шло. Секунды тянулись невыносимо – за каждую можно было, наверное, прочитать целую книгу. Наконец Эдди не выдержал и протянул руку к кнопке, и как раз в этот момент на панели опять зажегся слабый розовый огонек.

– Я Маленький Блейн, – прошептал детский голос. – Тот, которого он не видит. Тот, про которого он забыл. Тот, который, как он уверен, остался в залах руин и чертогах смерти.

Эдди снова нажал на кнопку. Рука его непроизвольно дрожала, и он никак не мог эту дрожь унять. Голос тоже срывался на каждом слове:

– Кто? Кто не видит? Медведь?

Нет… ну какой, спрашивается, Медведь?! Мертвый Шардик лежит в лесу за множество миль отсюда; и даже за это время мир успел сдвинуться дальше. Неожиданно Эдди вспомнил о том, что он почувствовал и пережил, приложив ухо к таинственной двери непонятного назначения, обнаруженной ими на той поляне, где жил своей странной, неведомой полужизнью Шардик – к двери, разрисованной желтыми и черными полосами, навевавшими почему-то неясный страх. Теперь Эдди понял, что все это части одной картины, все это части единого целого, жуткого и изъеденного порчей, паутины, изорванной в клочья, в центре которой непознанным и непознаваемым каменным пауком восседает – вздымается – Темная Башня. Буквально за несколько последних дней весь Срединный Мир превратился в один населенный призраками Особняк; Срединный Мир превратился в Отстойник, превратился в большую пустошь. Стал мертвой землею, населенной лишь призрачными существами – землей, которая сама стала призраком.

И, прежде чем детский голос ответил ему из динамика, Эдди прочел ответ по беззвучно шевелящимся губам Сюзанны – ответ очевидный и очень простой, как решение загадки, когда тебе дали подсказку.

– Большой Блейн, – прошептал голос невидимого существа. – Большой Блейн… призрак в машине… во всех машинах.

Сюзанна поднесла руку к горлу и сдавила его со всей силы, как будто хотела себя задушить. В глазах ее был только ужас, но взгляд не застыл и не остекленел – он остался внимательным и проницательным. Кроме страха, читалось в нем и узнавание. Когда-то в прошлом она знала кое-кого если и не с похожим голосом, то с похожими переживаниями и опытом… еще в то время, когда единое целое – Сюзанна – было расколото на две непримиримые половины, вечно воюющие друг с другом: Одетту и Детту. Детский голос действительно был для нее неожиданностью, но страдальческий взгляд ее говорил о том, что Сюзанна узнала, что это такое.

Кому, как не ей, было знать, что представляет собой раздвоение личности.

Она это познала на собственном опыте. И познала сполна.

– Эдди, пойдем отсюда. – Ужас, ее обуявший, превратил речь Сюзанны в смазанный звуковой поток безо всяких знаков препинания. Эдди слышал, как в горле ее свистит воздух, точно зимний ветер в трубе. – Эдди нам нужно уйти Эдди нам нужно уйти отсюда Эдди…

– Слишком поздно, – прервал ее тонкий печальный голос. – Он проснулся. Большой Блейн проснулся. Он знает, что вы здесь. Он идет.