Беспокойное сокровище правителя
Шрифт:
– Я постараюсь,- в очередной раз заверила мага. Гарантировать я могла только это. Своё старание. Самой не хотелось бы ничего плохого натворить.
– Очень на это надеюсь. Итак, пока в нас магия - мы живём долго и находимся в расцвете своей зрелости. Но в какой-то момент магия в нас начинает пропадать, и тогда мы резко стареем, а потом, когда она окончательно иссякает, умираем. Это длится лет двадцать-тридцать, и скорость старения примерно сопоставима с человеческой.
Я обдумала полученную информацию и решила.
– То есть, долгая молодость и зрелость и
– По нашим меркам,- вновь поправил меня Ростислав.- Всё верно. Это удобно - мы можем почувствовать изменение магии и знать, сколько нам отпущено. Подготовиться к уходу за грань. Так вот, к моменту твоего рождения, твой отец уже ощутил, что его магия начала уходить.
– А как его звали?
– Кирилл. Кирилл Соколов. У него тоже была девятая категория, и, несмотря на то, что он, как и я, не хотел давать жизнь ребёнку, который, с вероятностью в пятьдесят процентов, умрёт слишком рано, это был его долг. И ему было даже тяжелее, чем мне - я лишь знал о своих сёстрах и видел отчаяние родителей, а он сам через всё это в своё время прошёл. Но от его желания ничего не зависело, и в положенный срок твоя мать была оплодотворена его семенным материалом. А вскоре Кирилл ощутил первые признаки старости и близкой смерти.
«Семенным материалом». Ухо резануло - я почувствовала себя чем-то... искусственным, словно киборг, что ли. Или клон. Я уже знала, что именно таким образом меня «сделали», но меня всё равно передёрнуло.
– Срок беременности твоей матери составлял примерно три месяца, когда твой отец ощутил первый, пока ещё лёгкий отток магии - даже идентификатор никак на него не среагировал,- и вдруг осознал, что кем бы ты в итоге не оказалась, магом или человеком, а видеть твою старость и смерть ему уже не придётся. Даже зрелость твою он не застанет, только детство и юность. И это понимание что-то изменило в его чувствах, в восприятии самого факта твоего появления на свет. Насколько прежде он не хотел...
– Меня? - подсказала, когда мужчина запнулся.
– Не лично тебя, а самой этой ситуации, когда он вынужден был против воли ввести в этот мир ребёнка, который может не прожить и ста лет. Так вот, осознав, что сам проживёт не более тридцати, он вдруг страстно захотел этого самого ребёнка. Уж не знаю, что у него щёлкнуло в мозгах, но я никогда не видел мужчину, который так сходил бы с ума по своему ребёнку.
– Правда? - учитывая всё, рассказанное прежде, верилось с трудом.
– Я сам не сразу поверил. Но...- в руках Ростислава вдруг появился большой фотоальбом.- Убедись сама.
Взяв предложенный мне роскошный розовый, отделанный кружавчиками, золотым тиснением и виньеткой с украшенной завитушками надписью «У нас дочка!» альбом, я открыла толстую обложку и уставилась на два снимка с чёрно-белыми пятнами. Не сразу опознала в них снимки с УЗИ - у мамы были такие же на каждого из нас.
Под первым снимком, где у ребёнка голова и тело были практически одного размера, была подпись: «До рождения Виктории осталось шесть месяцев», под следующим: «До рождения Виктории осталось четыре месяца». Перевернув страницу,
– Обычно, если ребёнок развивается нормально, достаточно трёх УЗИ, но твоей маме назначили шесть. Кирилл хотел быть уверен, что ты в порядке - так он говорил. Но мне кажется - просто хотел почаще тебя видеть. Ему передавали копии всех снимков и видео. Мне пришлось пересмотреть их все - я должен был подтвердить, что красивее ребёнка прежде не видел. Учитывая, что ты была первым и пока единственным ребёнком, которого я видел до рождения, с чистой совестью это подтвердил - конкуренток у тебя точно не было.
– Забавно,- перелистывая страницу, пробормотала я себе под нос.- Гормональный сбой был у моей матери, а сумасшедшей овуляшкой стал отец.
Пауза, а потом хохот. Удивлённо взглянула на мага - он что, впервые эту шутку слышит? Хотя... Вряд ли он часто сидит в интернете, да ещё и в юмористических пабликах.
На следующей странице оказалось несколько фотографий новорожденного младенца - красноватое, сморщенное, какое-то приплюснутое лицо, глаза закрыты и от этого только заметнее припухшие веки. В общем, ужас.
Подпись под снимками извещала: «Виктория, 27 минут от роду».
– Н-да, красота неописуемая,- пробормотала я, поскорее перелистывая страницу.
Дома у нас были снимки новорожденных - и братьев с сестрой, и мои,- но там мы всё же немного старше, личики разгладились и посветлели, глаза видно, нас с Серёжкой вообще только на выписке впервые сфотографировали, мобильников с камерой тогда ещё не было. То есть, как я теперь понимаю, это не мои снимки были, а Верочкины, а я могла просто сама по себе такой страшненькой быть.
А, нет, на следующих снимках я весьма похорошела, если с предыдущими сравнивать, хотя прошло всего около суток. Я всё ещё была похожа на лягушонка, но глаза открыты, лицо уже не такое сморщенное и цветом нормальное стало, в общем, ужас уже не внушаю.
– Твой отец ждал под дверью родзала и впервые взял тебя на руки, когда медсестра несла тебя в детскую.
– И его пустили? - раньше вроде бы даже официальных отцов в роддома не пускали, не то, что совершенно, по документам, постороннего мужчину.
– Это был наш роддом,- маг сделал ударение на слове «наш», словно это всё объясняло.- Кто бы посмел его не пустить?
Наверное, мой биологический отец был там какой-то шишкой. А может, другом главврача или ещё кем? Ладно, теперь это уже неважно.
Фотографии на следующей странице почти ничем не отличались от предыдущих, разве что рисунком на пелёнке и подписью: «Виктории два дня». А вот дальше было интереснее.
Здесь младенец был уже не один. Его - то есть, меня,- держал на руках мужчина лет сорока пяти-пятидесяти на вид. Тёмно-каштановые, слегка вьющиеся волосы, такие же, как у меня, зачёсаны со лба назад, как было модно в сороковые-пятидесятые года прошлого века. Мне такие причёски никогда не нравились, но ему, как ни странно, шло. Светлые глаза смотрели на младенца, лежащего у него на руках. И как смотрели!