Беспокойные
Шрифт:
– Взять, например, Леона. Как он тебе?
– Леон классный.
– У него спина не в порядке. Плечи болят. Мужчины работают не в маникюрных салонах. Не закончишь школу – будешь рубить мясо, как Леон, заработаешь артрит к тридцати пяти.
Было нехорошо обсуждать йи ба Леона, такого сильного – перед Деминем, Майклом и их друзьями он отжимался на одной руке и разрешал бить его в живот, хотя Деминь всегда сдерживался от удара в полную силу. «Еще разок, – говорил Леон. – И это удар? Рукопожатие». Деминь гордился Леоном, хоть тот и не был ему настоящим отцом, – на эту тему из матери
Под снегом Фордем-роуд была необычно тихой. Тротуар перед заброшенным зданием покрыл гололед, к нему прилипла красная жвачка, как одинокая пеперони к замороженной пицце.
– Какая-то бесконечная зима, – сказала мама, они держались за руки на ходу. – Не хочешь уехать отсюда? Туда, где тепло?
– Дома тепло.
У них в квартире – если только они когда-нибудь до нее доберутся – отопление жарило. Иногда они даже ходили в одних футболках.
Мать нахмурилась.
– Я была первой девочкой в деревне, которая поехала в столицу провинции. Добралась до самого Нью-Йорка. Хотела объехать весь мир.
– А потом?
– Потом у меня родился ты. Потом я встретила Леона. Теперь ты – мой дом, – они начали подъем на холмистую Юниверсити-авеню. – И мы переезжаем.
Он встал посреди обледенелой лужи.
– Что? Куда?
– Во Флориду. Я нашла новую работу в ресторане. Рядом с «Дисней-Уорлдом». Свожу тебя туда, – она улыбнулась так, словно ждала улыбку в ответ.
– Йи ба Леон поедет с нами?
Она вытащила Деминя из лужи.
– Ну конечно.
– А Майкл и Вивиан?
– Они присоединятся потом.
– Когда?
– Работа скоро начнется. Через неделю-две.
– Неделя? А как же школа?
– С каких пор ты так полюбил школу?
– Но у меня же здесь друзья.
Трэвис Бхопа уже несколько месяцев обзывал Майкла и Деминя тараканами. Порыв подставить ему подножку в проходе между партами был спонтанным, а выражение на лице Трэвиса – изумленным, звук падения – хлипким шлепком. Майкл с друзьями потом давали ему пять. «Зашибись, Деминь!» За это стоило остаться после уроков.
Они стояли перед продуктовым магазином.
– Пойдешь в новую хорошую школу. На новой работе много платят. Будем жить в тихом городке.
Ее голос выл трубой, а слова звонко били треугольником. Деминь вспомнил годы без матери, проведенные с йи гонгом в молчаливом доме на 3-й улице, и увидел такую тишину, в которой слышно, как моргаешь.
– Я не поеду.
– Я же твоя мать. Мы поедем вместе.
Хлопнула дверь продуктового. Вышла с двумя целлофановыми сумками миссис Джонсон – соседка.
– Когда я жил в Китае, тебя со мной не было, – сказал Деминь.
– Тогда с тобой был йи гонг. Я зарабатывала, чтобы привезти тебя сюда. Теперь все по-другому.
Он отнял от матери руку.
– Что по-другому?
– Тебе понравится во Флориде. Будешь жить в большом доме,
– Не хочу комнату. Хочу жить с Майклом.
– Ты ведь уже переезжал. Было не так трудно, правда?
Цвет на светофоре сменился, но миссис Джонсон оставалась на их стороне улицы и следила за ними. Юниверсити-авеню не похожа на Чайна-таун, где они жили до переезда к Леону в Бронкс. В этом квартале не было других семей из Фучжоу, и люди иногда смотрели на эмигрантов так, будто их язык взялся из какой-то дыры.
Деминь ответил на английском:
– Я не поеду. Отстань.
Она замахнулась. Он отскочил, когда она бросилась на него. Потом мама его обняла – он терся щекой о снег на ее куртке, прижимался носом к груди. Слышал, как под одеждой бьется сердце, громкое и решительное, и, пока не растаял, заставил себя вывернуться из ее рук и побежал по кварталу с хлопающим по спине рюкзаком. Она топала за ним в резиновых сапогах, вскрикивая, когда поскальзывалась на тротуаре.
Они жили в маленькой квартирке в многоэтажном здании, и мать Деминя мечтала о доме, в котором будет больше комнат. Мечтала о тишине. Но Деминь был не против шума, ему нравилось слышать, как соседи ссорятся на английском, испанском и других языках, которых он не знал. Нравились топот ног и скрежет стульев, сальса, меренга и хип-хоп, футбольные матчи и «Колесо фортуны», мигающие из-под дверей и в щели в потолке, звенящие батареи и смыв туалетов. Он слышал, как другие матери кричат на других детей. В этом здании обитал целый город.
За ужином о Флориде не говорили. Деминь с Майклом посмотрели на Джорджа Лопеза и Веронику Марс, пока мать Деминя складывала выстиранное белье с прошлой недели. Леон работал на бойне в ночную смену. Сестра Леона, Вивиан, – мать Майкла – еще не пришла. Деминь лежал на одной стороне дивана, вытянув ноги на середину, а Майкл – на другой, как зеркальное отражение, и всё еще вспоминал Трэвиса Бхопу.
– Как он брякнулся! – Пятки Майкла стучали по подушкам. – Он это заслужил!
А что, если во Флориде будут такие большие комнаты, что они друг друга не услышат?
Мать натирала руки кремом. «Теперь ты – мой дом», – сказала она. Ранее Деминь вызвался купить ей в продуктовом сигареты и украл там «Милки Уэй». Он поделился половиной с Майклом, пока мать не видела. «Зашибись, Деминь!»
– Майкл слопал свою часть в один присест и смотрел на Деминя с таким восхищением, что тот понял: всё будет хорошо. Если с ними будет Майкл, если он не останется один, можно и переезжать. Мать не узнает о его наказании в школе, а они с Майклом найдут новых друзей. Деминь представил себе пляжи, песок, океан, как будет ходить в шортах на Рождество.
Поздно ночью или рано утром Деминь проснулся от удара по матрасу в другом конце спальни: мать шепталась с Леоном, пока Майкл дрых на спине. «Иди в жопу», – сказала мать. По улице прокатились снегоуборщики, отскребая асфальт.
Несмотря на все усилия, Деминь опять уснул, а когда прозвенел будильник, Леон всё еще спал, Майкл был в душе, а мать – на кухне, в рабочей форме: черных штанах и черной юбке; недокуренная сигарета тлела на краю пустой банки. Длинный и мягкий пепел постепенно опадал.