Бессердечный
Шрифт:
Отчаянным напряжением воли она подавила желание бежать и пошла по коридору. Чуть не налетев на лакея, сунула ему в руки поднос с закусками и поспешила на кухню. Ей почти удалось добраться до кухни, когда она услышала тяжелые мужские шаги за спиной.
– Эриел! Это вы, Эриел?
Она продолжала идти, миновала кухню, направилась к черному ходу и вышла в ночь, залитую лунным светом, в надежде все-таки избежать встречи. За ее спиной хлопнула дверь, потом послышался хруст гравия под ногами, и длинные пальцы схватили ее за руку, заставив обернуться. Густая
– Это вы, – сказал он мрачно. – Что вы здесь делаете?
Он мгновенно пробежал глазами по ее фигуре, отметив ее скромное платье горничной, и нахмурился:
– И почему вы одеты как прислуга?
У нее возникло желание расхохотаться ему в лицо и одновременно заплакать. Но вместо этого она подняла голову и вздернула подбородок, заставив себя посмотреть ему в глаза.
– Я здесь, потому что служу в этом доме. Я одета как прислуга, потому что я прислуга.
Он нахмурился еще сильнее:
– А как же Марлин? Я предполагал…
– Вы предполагали… что? – В ее голосе прозвучал гнев, и она не могла совладать с ним. Впрочем, и не пыталась. – Умоляю вас, скажите, милорд. Мне очень хотелось бы узнать, что вы предполагали.
– Давайте не будем играть в прятки, Эриел. Я видел вас вместе с Марлином в ту ночь, когда у вас было свидание в конюшне. Я видел вас из окна.
С минуту она не могла понять, о чем он говорит. Потом до нее дошло, что он считал – у нее интрижка с Марлином, и горло ее сдавила спазма. Из ее груди рвался истерический смех, но она сумела подавить его. И тотчас же ее охватил гнев. Это было нечто большее, чем гнев. Это была ослепляющая ярость.
– Ах, вы видели меня той ночью? Неужели и вправду видели? Вы видели, как мы оба вошли в конюшню? Вы это хотите сказать? Как жаль, что вы не можете видеть сквозь стены! Как жаль, что вы не могли видеть то, что произошло внутри! Если бы могли, то увидели бы, что я сказала ему, чтобы он оставил меня в покое. Вы также могли бы увидеть, как это разгневало его. Он обезумел и пытался сорвать с меня одежду. Он настолько обезумел, что пытался… – Она с трудом сглотнула образовавшийся в горле комок. – Он пытался овладеть мною силой. Если бы не мистер Маккаллок, ваш грум, он мог бы добиться своего. А теперь прошу меня простить. Я должна вернуться в дом. У меня много работы.
Она попыталась пройти, но Джастин загородил ей дорогу.
– Вы лжете!
Она снова вздернула подбородок. На глаза навернулись гневные слезы.
– Ах, я лгу? Это вы лжец, Джастин. Все, что вы делали, все, что вы говорили, было ложью. Я рада, что вы выкинули меня из своего дома. Только Господу Богу известно, скольким еще лживым словам я поверила бы.
Она круто повернулась, смахнула застилавшие глаза слезы и бросилась в дом по черной лестнице. На полпути Эриел остановилась, ожидая стука захлопнувшейся двери, что означало бы, что Гревилл вернулся в дом. Но стука не последовало. Должно быть, граф удалился, так и не повидавшись с лордом Хорвиком, но она не стала проверять, так ли это. Она не хотела думать о нем. Ни теперь, ни в будущем. Она не желала вспоминать, как он стоял в лунном свете, такой высокий и неправдоподобно красивый, как он побледнел, когда она сказала ему, что случилось в ту ночь в конюшне.
Экипаж прогромыхал по аллее, ведущей к конюшне, взрывая пыль и палые листья. Джастин выпрыгнул из него, прежде чем он остановился. Был поздний час, но это не удержало Джастина. Он направился прямо к конюшне.
– Где Маккаллок?
Подняв с постели одного из молодых грумов по имени Мики, Джастин нетерпеливо ждал ответа испуганного молодого человека, начавшего заикаться при виде мрачного лица хозяина.
– Он… он… – бормотал Мики. Не в силах закончить фразу, он сглотнул слюну, потом продолжал: – Он, вероятно, наверху, в своей комнате.
Джастин уже направился было наверх, когда услышал голос шотландца:
– Я здесь, милорд.
Крепкий мускулистый мужчина вышел к нему из плохо освещенного фонарем денника, вытирая руки тряпкой, которую снял с седла. Он только что закончил натирать его оливковым маслом.
– Вы хотели меня видеть?
Джастин огляделся: несколько молодых грумов выглядывали из-за дверей своих комнат.
– Мне надо перекинуться с вами парой слов наедине по… личному делу.
Шотландец знаком показал на лестницу:
– Мы можем подняться в мою комнату.
Джастин кивнул:
– Отлично.
Они поднялись, и только когда дверь в комнату Маккаллока была закрыта, Джастин заговорил:
– Я хочу знать, что случилось ночью, когда мисс Саммерс была здесь с Филиппом Марлином.
Лицо шотландца приняло настороженное выражение.
– Я бы… лучше хотел, чтобы девчушка рассказала сама.
– Мисс Саммерс здесь больше нет, как вы, возможно, слышали. И я прошу вас рассказать, что случилось.
Маккаллок почесал рыжую поросль на подбородке и с явной неохотой подчинился.
– Было поздно… Мне не спалось. Я услышал вроде бы шум внизу и подумал, что стоит посмотреть, что там.
– И что же вы там увидели?
– Увидел их двоих – ну этого… Как его? Блондина – Филиппа. Она так его называла, девчушка, мисс Саммерс. Она говорила с ним приветливо, со всем уважением, сказала, что ей жаль, старалась ему втолковать, что, мол, не любит она его, что не может его любить, как он хочет. Сказала, будет лучше, коли он уйдет, потому как вам не понравится, коли вы узнаете, что он сюда приходил.
– И что еще?
– Она ему сказала, девчушка то есть, сказала, что любит вас.
Джастин не поверил своим ушам. Это было невозможно. Такого просто не могло быть. Но, взглянув в бесхитростные глаза шотландца, Джастин понял, что тот говорит правду. Ему показалось на мгновение, что сердце его остановилось. Ему показалось, что сейчас его стошнит.
– Вы уверены, что она сказала именно так?
– Да, сэр. Так и сказала: мол, я люблю его. Это то, что сказала девчушка.
Джастин вспотел. В конюшне было холодно, но его рубашка взмокла.