Бесштановый переворот
Шрифт:
О, боже! Да как они вообще тут живут?! Конечно, по сравнению с трактирным пойлом этот напиток был на порядок лучше. Запах, вкус… А, вот, крепость… Не тянула даже на столовый сушнячок. Так, бражка средненькая.
Бражка? Это мысль. Сказано — сделано…
Раньше этот процесс был известен только узкому кругу специалистов, проживающих сугубо в сельской местности. Но после 1985 года каждый уважающий себя россиянин если не занимался этим сам, то, по крайней мере, теоретически был подкован на все сто. Я также не был исключением.
Пылкрюл, наш толстый управляющий, вначале заартачился, ссылаясь на то, что если хозяин узнает, то сначала убьет бедного несчастного Пылкрюла, а потом еще и прогонит со столь престижной работы.
Тут впервые на практике я осознал ценность нового обретения. Слуги. Копадрюк отвел толстяка в сторонку, минуты три пошептался с ним. После чего управляющий вернулся с радушной улыбкой и сообщил, что желание гостя — закон для хозяина, который вовсе не хозяин, что клиент всегда прав и так далее. Ну а золотой шарик окончательно примирил несчастного Пылкрюла с мыслью, что в святая святых таверны, на кухне, будут хозяйничать посторонние люди.
Не смотря на мои опасения, на кухне нашлось практически все, что требовалось для изготовления примитивного самогонного аппарата. За исключением самой главной детали — змеевика. Конечно, я знал пару способов получения напитка без него, но с непременной потерей качества.
Когда я объяснил, что мне требуется, Копадрюк на некоторое время задумался, потом как-то странно крякнул, хлобыстнул две кружки «сырья», бросил: «Я скоро», покинул таверну, прихватив свой костыль.
Он вернулся примерно через час.
— Вот эта фиговина подойдет?
Он держал вычурно закрученную серебряную трубку, заканчивающуюся небольшим раструбом.
«Подойдет» — было не то слово. Любой наш профессиональный самогонщик за такой змеевик целый год бесплатно поил бы дарителя сей ценной детали.
А, вот, Пылкрюл, увидев «фиговину» поспешил грохнуться в обморок, при этом раскрошив мощным задом попавшуюся на его пути табуретку.
— Что это с ним?
— Понимаешь, Игорь, эта фиговина называется свистудкой. Ее у себя на груди десятники стражи носят. Всегда. Дудят в нее, чтобы подчиненных созывать. Да и как опознавательный знак. Увидишь у кого, значит он — десятник. Вот. — Слуга закончил объяснение и скромно потупил взор.
Я не стал спрашивать у Копадрюка, каким образом он добыл «фиговину», а он не стал хвалиться.
Мы отлили холодной водой бесчувственного управляющего и продолжили работу. Пылкрюл, находясь в полуобморочном состоянии, все же догадался закрыть таверну и отпустить своих помощников по домам.
Провозились до вечера.
Наконец, первая капелька, вторая, третья и тоненькая струйка живительной влаги побежала в серебряный кувшин. Емкость вмещала примерно три литра, и, крепя сердце, я решил дождаться наполнения до верха.
— Зелье на мне будешь испытывать? — Обречено, со смертной тоской в голосе, поинтересовался Копадрюк.
Я показал ему кукиш.
— На нем?! — Слуга обрадовано показал на потерянного управляющего.
И получил тот же ответ.
Кувшин охлажден, прямо на кухне накрыт стол. Пылкрюл, решивший, что терять ему уже нечего, не поскупился. Я сказал, что за все заплачу, но он только махнул рукой.
— Поменьше посуда есть? — Пить первач кружками, предназначенными для местного вина, было лихачеством.
Управляющий помотал головой. И, правда, откуда стопки, если самое крепкое вино слабее нашего сухого?
— Ладно, сам разолью.
Я плесканул в каждую емкость грамм по сто.
— Ну, побудем!
Я одним глотком влил в себя содержимое кружки, закусил. Самогон получился хороший: очень крепкий и совсем не вонючий. Что ни говори, а сырье высшего качества…
— Ну, что же вы? Вещь отличная. — Подбодрил я своих застольных товарищей.
Те поняли, что отвертеться не удастся и, пробормотав каждый свою не то молитву, не то проклятие, последовали моему примеру.
Они не ожидали последовавшего эффекта, и оба, вытаращив глаза, собрались умирать. Управляющий даже умудрился сквозь спертое дыхание выдавить из себя:
— Колдун проклятый, чтоб ты тоже сдох…
Вот, значит, что нашептал ему Копадрюк, когда убеждал в необходимости мне подчиниться. Первым очухался мой слуга. Глаза постепенно вернулись в орбиты, на губах заиграла блуждающая улыбка. Еще через несколько секунд он молча придвинул кружку.
Пылкрюл часто-часто заморгал, погладил свой живот, так же улыбнулся и повторил жест разбойника.
— Ребята, только закусывайте…
И началась пьянка.
Пылкрюл жаловался на прижимистого ктотышку, грабитель пообещал намять ему бока, а я — превратить в чикдыкалку…
Копадрюк посетовал, что разбойничать становится все труднее:
— Тяжело клиентов подыскивать. Видал, как последний раз вляпался? — И ткнул в меня пальцем.
Управляющий заверил, что отныне будет наводчиком…
— А меня директриса достала, хрюшка жирная… Чуть что — на педсовет… Стерва… — Внес и я свою лепту в констатацию несправедливости жизни.
Собутыльники, навряд ли поняли о чем речь, но дали слово, что отомстят ей при случае…
— Мож, по бабам? — встрепенулся вдруг Пылкрюл.
— Не, у меня принцесса… Пальпу…пульдра…
— Какие бабы?! Бабы каждый день, а тут такое…
— …а где твой ктотышка живет?..
— …посмотрел бы ты на моих старшеклассниц…
— …как он с меня денежку урежет, якобы за воровство, я ему в суп писаю…
— …раз в неделю из таверны серебряные кружки пропадают? Так это я…
— …по телеку всякую хренотень крутят…