Бессмертные
Шрифт:
Мы с Марией давно развелись. Вскоре после убийства Джека она ушла от меня к бразильскому мультимиллионеру по имени Д'Соуза, и я могу спокойно признаться, что всегда подозревал Марию и Джека в любовной связи. Он не стеснялся спать с женами своих друзей. А также с подругами своей жены.
Секретариат Джека Кеннеди находился на втором этаже здания сената. Атмосфера здесь мало изменилась с тех бурных дней, когда Джек еще не был женат, но уже являлся членом конгресса. Та же атмосфера дружелюбия,
В секретариате был принят весьма неформальный стиль общения. Когда я пришел, один из ирландских телохранителей Джека — великан по фамилии Риэрдон и по прозвищу Бум-Бум, кажется, бывший полицейский из Бостона — хлопнул рукой по двери, за которой находился личный кабинет Джека, и заорал:
— Джек, просыпайся, к тебе пришли.
Я услышал какие-то приглушенные звуки — возможно, это Джек просил меня подождать; в старом здании сената были массивные дубовые двери, ведь раньше американцы строили на века.
Мне не верилось, что Джек может спать в это время. Я подошел к окну и увидел, как через несколько минут из здания вышла молодая женщина и направилась к стоянке, где ее ожидала машина сенатора. Я ничуть не удивился, но отметил про себя, что где-то видел эту женщину. Магси О'Лири открыл перед ней дверцу машины, и она села на заднее сиденье. Тут я вспомнил: это была та самая стюардесса, которая привлекла внимание Джека, когда мы летели из Лос-Анджелеса несколько дней назад.
Раздался щелчок открываемого замка, и Бум-Бум распахнул передо мной дверь.
— Извини, что заставил тебя ждать, Дэйвид, — сказал Джек, зевая. — Решил прилечь ненадолго. В такую погоду быстро устаешь. — Он застегивал рубашку, и я сразу заметил, что это одна из рубашек, сшитых на заказ у парижского портного Ланвэна, любимого портного Джека Кеннеди. Больше всего в Джеке мне нравилось то, что он всегда держался с достоинством, проявляя изысканный вкус, хотя и умел изображать из себя простого парня и безбожно ругался, если в нем вдруг закипала ирландская кровь. Эту свою утонченность он старался скрывать от большинства своих ближайших соратников, от тех, кто сражался за него в жестоких политических баталиях в Бостоне.
— Ты едешь домой? — спросил я.
Джек неуверенно кивнул головой.
— Джеки ждет меня, — ответил он. — Скоро поеду. А что?
— Да ничего, просто тебе не мешало бы сменить рубашку. Воротник испачкан губной помадой.
Он покраснел, но потом расплылся в улыбке. Эти кенни, магси, бум-бумы не обращали внимания на подобные мелочи. Возможно, они давно привыкли к этому, а может быть, как истинные католики, просто старались не видеть того, чего не хотели знать. Невозможно было понять: то ли они действительно не замечали
— За весь день это самый лучший совет, — сказал он. — Спасибо тебе.
— Я сейчас тебе дам еще лучше, — твердо произнес я. — Пожалуйста, выслушай меня.
Не надевая пиджака, он, как был в носках, сел за письменный стол и закинул ноги на кожаную оттоманку. Упершись локтями в стол и сложив вместе ладони, он уставился на меня тяжелым взглядом — так смотрел он всегда, когда знал, что сейчас услышит новость или получит совет, которые ему не хочется слышать.
— Ну? — произнес он.
Я подался вперед.
— Завтра в газетах напишут, что Бобби накинулся на Роя Коуна у дверей зала заседаний.
— А, черт.
— Зачем он это сделал, Джек?
— Все было как раз наоборот, — сказал он. — Это Коун полез драться. А Бобби повернулся и ушел.
— Но в газетах-то напишут по-другому. Видимо, Коун первым сообщил свою версию журналистам. А может быть, это сделал Маккарти, чтобы поставить Бобби на место.
— Возможно…
— Все они замечательные парни, Джек, но тебе эта шумиха ни к чему.
— Я не собираюсь учить Бобби, как себя вести. Он не ребенок.
Это была просто отговорка. Когда нужно, Джек, не задумываясь, указывал Бобби, что тот должен делать, и Бобби иногда страшно злился на него, но в конце концов повиновался. Кеннеди подчинялись закону первородства, а не законам политической веры. Кроме того, в семье Кеннеди родственные связи ценились выше политических убеждений. Любой выпад против Бобби Джек рассматривал как выпад против самого себя.
— Этот случай — лишнее доказательство того, о чем мы беседовали с тобой, когда летели из Лос-Анджелеса. Ты должен заняться какой-нибудь важной проблемой. А Бобби надо сменить друзей.
— Знаю , — нетерпеливо оборвал он меня. — Ты думаешь, почему я так активно выступаю за вывод французских войск из Вьетнама?
— Джек, в нашей стране никому нет дела до Вьетнама. За пределами Вашингтона люди не знают даже, где он находится, и им плевать, есть там французы или нет. Твои выступления, касающиеся Франции и Вьетнама, по телевидению показывать никто не будет. Совсем другое дело — коррупция в профсоюзах. Тут легко можно прославиться, это асе золотая жила. Все очень просто: существуют преступники и негодяи — да еще какие…
— Да, да, я понимаю, и тем не менее настаиваю…
Я кинулся в атаку.
— Я помню твои слова. Ты должен заручиться поддержкой Джорджа Мини. Хочешь, чтобы он поклялся на крови. Ну так вот, я был у Мини, Джек, и вот что он просил передать тебе. Он сказал: “Передай Джеку, что мы поддержим его на все сто процентов. Если ему удастся свалить Дэйва Бека и разоблачить преступную деятельность лидеров профсоюза водителей, он может всегда рассчитывать на нашу поддержку. Мы готовы поклясться кровью, если нужно”. Вот что он сказал мне, Джек.