Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
Ральф протер кулаками глаза, пытаясь сосредоточиться на книге. Он не увидел мужчину в сером мешковатом свитере, который возник в дверях читального зала и встал там, молча наблюдая за ним. Потом мужчина запустил руку под свитер (на котором был изображен мультяшный пес Друппи в дурацких очках) и вытащил из чехла, висящего на ремне, охотничий нож. Когда он повернулся, свет отразился от клинка, скользнув по лезвию. Потом он подошел к столу, за которым сидел Ральф, и сел у него за спиной. Ральф заметил, что кто-то пришел, но он был слишком поглощен чтением.
Допустимое отклонение от нормального сна зачастую зависит
Кто-то легонько тронул Ральфа за плечо, оторвав его от книги.
– Мне интересно, как они выглядят? – прошептал ему на ухо исступленный голос, слова вязли в запахе бекона, жаренного на смеси чеснока и прогорклого масла. – Я имею в виду, твои кишки. Мне интересно, как они будут выглядеть, когда я выпущу их и размажу по полу. Как ты думаешь, безбожный Центурион-детоубийца? Как ты думаешь, они будут желтые, красные, черные или какие?
Что-то твердое и острое прижалось к левому боку Ральфа и начало медленно опускаться к ребрам.
– Я весь в нетерпении, очень уж мне интересно, – прошептал тот же безумный голос. – Мне правда не терпится.
Ральф очень медленно повернул голову, явственно услышав, как хрустнули шейные позвонки. Он не знал, как звали этого человека с плохим дыханием – человека, который пытался воткнуть ему в бок что-то острое, надо думать, нож, – но он сразу его узнал. Помогли очки в роговой оправе, но решающим фактором были седые всклокоченные волосы, которые почему-то ассоциировались у Ральфа с Доном Кингом и Альбертом Эйнштейном. Это был тот самый мужчина, который стоял рядом с Эдом на заднем плане той фотографии в газете, где Хэм Давенпорт поднимал к небу кулак в торжествующем жесте победы, а у Дэна Далтона на голове вместо шляпы был надет плакат «ВЫБОР, А НЕ СТРАХ». Ральф видел этого парня в одном из телерепортажей об очередной демонстрации возле Женского центра. Еще одно перекошенное лицо, еще один размахивающий плакатом фанатик, еще один копьеносец, человек из толпы. Только на этот раз безымянный человек из толпы, похоже, собрался его убить.
– Так что ты думаешь? – повторил мужчина в свитере с Друппи, он не говорил, а исступленно шептал. И звук его голоса пугал Ральфа куда больше, чем лезвие, прижатое к левому боку. Оно скользило по пиджаку, как будто мужчина пытался найти самые уязвимые органы: легкие, сердце, почки, кишечник. – Какого цвета?
Ральфа уже тошнило от кошмарного запаха изо рта потенциального убийцы, но он боялся дернуть головой или отвернуться – боялся, что любое его движение приведет к тому, что нож перестанет скользить по боку и просто воткнется в тело. Темные глаза безумного человека плавали за толстыми стеклами очков в роговой оправе, как две странные снулые рыбины. В них был какой-то непонятный испуг и полная отрешенность. Это были глаза человека, который видит знамения в небесах и по ночам слышит призрачные голоса из сортира.
– Я не знаю, – сказал Ральф. – И вообще я понятия не имею, почему ты пытаешься меня убить. – Он быстро огляделся по сторонам, стараясь не поворачивать голову, но читальный зал был по-прежнему пуст. Снаружи завывал ветер, и дождь дробно стучал в стекло.
– Да потому что ты гребаный Центурион! – прошипел седой мужчина. – Гребаный детоубийца! Ты крадешь еще нерожденных детей, эмбрионы! И продаешь их по бешеным
Ральф медленно опустил правую руку. Он был правшой, и всякая ерунда, которая набиралась за день, скапливалась именно в правом кармане. Карманы в этом пиджаке были большие и плоские, но Ральф боялся, что даже если ему и удастся незаметно засунуть руку в карман, самое опасное, что там найдется, – это какой-нибудь смятый фантик. Он сомневался, что там есть хотя бы кусачки для ногтей.
– Это тебе Эд Дипно сказал, да? – спросил Ральф и почувствовал, как нож ткнулся ему в бок, под самые ребра.
– Не произноси это имя, – прошептал человек в свитере с Друппи. – Никогда не произноси его имя! Похититель детей! Трусливый убийца! Центурион! – Он опять ткнул ножом Ральфу в бок, и на этот раз ему было действительно больно. Порез – не порез, но вполне ощутимый синяк там останется. Впрочем, это будет не так уж и плохо, если он отделается только синяком: это будет большой удачей.
– Хорошо, – сказал он. – Я не буду произносить его имя.
– Скажи, что ты сожалеешь! – прошипел человек в свитере, снова тыча ему в бок ножом. На этот раз нож проткнул рубашку, и Ральф почувствовал, как тонкая струйка крови потекла по боку. А что, интересно, сейчас под ножом? – подумал он. Желудок? Желчный пузырь? Что там, слева?
Он либо не помнил, либо не хотел вспоминать. Зато ему вдруг вспомнилась одна картина, которая попыталась полностью завладеть его сознанием, заглушая любые разумные мысли и доводы: мертвый олень, подвешенный вниз головой около магазина в каком-то захолустном городке во время охотничьего сезона. Остекленевшие глаза, свесившийся язык и темная длинная щель там, где человек с ножом – с ножом таким же, как этот – вспорол оленю живот и выпотрошил его, оставив лишь голову, мясо и шкуру.
– Я сожалею. – Голос у Ральфа уже дрожал. – Правда.
– Да, конечно! Тебе должно быть стыдно, но тебе не стыдно! Ни капли не стыдно!
Еще один укол ножом. Яркая вспышка боли. Еще одна струйка крови, стекающая по боку. И неожиданно комната стала ярче, как будто бы две или даже три съемочные группы с центральных каналов, которые появились в Дерри, когда здесь начались активные выступления против абортов, вдруг набежали сюда все вместе и включили прожекторы на своих камерах. Но, разумеется, никаких камер не было; свет шел из него самого.
Ральф повернулся к человеку с ножом – человеку, который сейчас втыкал нож ему в бок – и увидел, что он окружен зыбкой черно-зеленой аурой, которая рождала ассоциации с тем тусклым свечением, которое иногда наблюдается ночью в болотистых лесах. Ауру пронзали абсолютно черные линии, похожие на шипы. Ральф смотрел на ауру напавшего на него человека с тревогой и страхом, почти не чувствуя лезвия ножа, которое уже вошло ему в бок на несколько миллиметров. Он осознавал, что из раны течет кровь, но как-то смутно, словно издалека.
Он псих, и он действительно собирается меня убить; это не просто треп. Он пока еще не совсем готов, он еще недостаточно себя накрутил, но еще немного – и он созреет. И если я попытаюсь бежать – если я хоть на дюйм отодвинусь от этого чертова ножа, которым он тычет мне в бок, – он доведет начатое до конца. Мне кажется, он и надеется, что я попытаюсь сдвинуться с места… тогда он сможет себя убедить, что это я его спровоцировал, что я сам виноват.
– Ты и такие, как ты, Господи Боже, – выдохнул человек с копной седых волос. – Мы все про вас знаем.