Бета Малого Льва
Шрифт:
рукаву, сидела, потупив очи и, похоже, не сознавая совершенно, что за прелесть на ней
надета. Прическа у нее была аккуратная, хотя волос было много, и уложить их было трудно.
Губы порозовели немного, синяки вокруг глаз исчезли, дикий ужас пропал. Осталась только
скованность в движениях, словно она в любую секунду опасалась сделать что-то не так и
ждала, что ее за это накажут.
Ингерда еще вчера поняла, что перед ней красавица, так же как и то, что она очень
нравится
принимает ее за богиню с фрески. И что эта богиня без памяти влюблена в отца. Ингерде, как
женщине, это было очевидно, что бы там эти мужчины ни выдумывали.
Лично она никаких страшных подозрений насчет гостьи не имела, ей было ее попросту
жаль. И по-человечески, и чисто по-женски. Потому что Алина – собственница, она
наверняка заметит, какими преданными глазами Зела смотрит на Ричарда, и вряд ли ей это
понравится.
Они никогда не были подругами, хотя Алина с детства крутилась в их доме. Мать ее не
любила. Из несносной девчонки Алина превратилась в несносного подростка, Ингерду
– 22 -
считала мелюзгой, а Ольгерда своим ординарцем. Она была талантлива, она была интересна,
выдумывала истории, артистично их излагала, любуясь собой, сама писала стихи и песенки,
всех учила жить. К ней тянуло, но с ней было тяжко. Мешала ее прямолинейная дерзость и
постоянное чувство своего превосходства. Ингерду она упорно называла «цыпочкой», все
время подчеркивая разницу в возрасте между ними, хотя с годами эта разница сошла на нет.
Ингерде было двадцать восемь, и она терпеть не могла, когда ее так называли.
Одно время Ингерда еще надеялась, что отец женится на тете Флоре, хотя, возможно, это
была просто давняя дружба, кто знает, что там было... и тут так некстати снова появилась
Алина. Как будто почуяла, что Ричард, наконец, свободен и начал замечать женщин. Где и
когда это произошло, Ингерда не знала, но не сомневалась, что активной стороной выступала
Алина, потому что отец никогда на нее внимания не обращал, разве что его забавляли ее
подростковые выходки. Это злило ее с детства. Ингерда замечала, что она ему все время что-
то хочет доказать. Кажется, доказала...
Другой бы, может быть, подумал о сыне, но Ричард был уступчив и великодушен только
в мелочах. По-крупному он всегда поступал только так, как ему хочется, начиная с его
бесконечных полетов в космос и кончая выбором любовницы. Кажется, Ольгерд ему до сих
пор этого не простил. Ингерда тоже сначала была в легком шоке, но потом поняла, что они
действительно пара: огонь и земля, штормовой вал и скала, кобылица и наездник.
У бедной Зелы шансов не было никаких. Отец любил строптивых, а она буквально
смотрела ему в рот...
Бегло оглядев всю компанию, Ингерда приветственно взмахнула рукой и присела к столу.
Мотя положил ей запеканку со сметаной. Запеканка была розовой, а сметана белоснежной.
Аппетит был хороший, настроение тоже, несмотря ни на что. Рассказав немного о своей
пробежке и в перерывах жуя, Ингерда сочувственно заметила:
– Бедняжка Зела. Ей нельзя ни крошки!
Гостья подняла на нее испуганные глаза, потом смущенно проговорила:
– Мне можно... мне можно все, - и снова потупилась, как будто сказала что-то ужасное.
Повисла недоуменная пауза.
– Па, ты слышал?!
– изумленно спросила Ингерда.
Отец повернулся к своей подопечной.
– Тебе уже приходилось голодать по два месяца?
Зела, не поднимая глаз, покачала головой.
– Нет.
– И ты уверена, что не отравишься этой запеканкой?
– Да.
– У тебя что, пищеварение моллюска?
– Мне можно все, - тихо повторила Зела.
Отец задумался. Ингерде стало совсем уж жаль эту худенькую инопланетянку с
огромными несчастными глазами.
– Па, она же есть хочет!
– Да подожди ты...
– отец с минуту молчал, размышляя, но остался непоколебим, - я
позволю ее накормить только под контролем врачей. Всем ясно?
Ингерда обожала, когда он так говорил. Ей вообще нравились властные мужчины, такие
как Зигерт или доктор Ясон. Доктор - особенно.
Он ей понравился почти сразу, особенно, когда сделал ей замечание, что она слишком
ярко одевается для космоса. Замечание было к месту, и она не обиделась, а вступила в какую-
то бесконечную игру. Каждый раз, встречая его в коридоре, в кают-компании, в столовой или
в медпункте, она спрашивала, соответственно ли она одета для космоса, предварительно
выпустив из-под молнии кружева белья. Он невозмутимо застегивал ей молнию до самой
шеи, прятал в карманы торчащие носовые платочки в цветочек, снимал с нее яркие крупные
клипсы и клал их в ее протянутую ладонь.
– Вот так.
Проходили недели, а эта игра им не надоедала. И ей даже не важно было, будет ли у нее
продолжение. И ничего не случилось, и она почувствовала себя несколько разочарованной.
– 23 -
Полет закончился, ничего не сказано и ничего не ясно. Можно, конечно, узнать его адрес,
прилететь к нему домой и спросить, соответственно ли она одета для Земли? И посмотреть,