Бей первой, леди!
Шрифт:
— Сучка, дешевка подзаборная! Я к тебе по-хорошему хотел, курва!..
И снова заткнулся, и снова вынужденно — Макс от души врезал ему кулаком под дых, потом добавил, потом, слегка потеряв контроль над собой, дал ребрами ладоней по ушам, отчего дядю повело набок, он упал на колени, схватившись за голову. «Да ладно прикидываться, я вполсилы». — Макс толкнул Юльку вперед и пошел следом. Та обернулась раз, другой, потом застыла, посмотрела на Макса и куда-то назад и так стояла столбом. Тишина, потом глухой тяжелый удар, звон, протяжный визг за спиной, Юлькин безумный взгляд — и Макс обернулся. Точно, последний удар был вполсилы, а надо было огреть дядю по полной, и не лез бы он сейчас через толпу с «розочкой» в руках, а «розочка», заметим, из бутылки зеленого стекла, в них шампанское продают.
Инструмент дядя смастерил неудачно, руки порезал себе конкретно, и горлышко тяжелой бутылки скользило из него в ладони. Однако он был преисполнен решимости, рвался получить свое, лез напролом всем весом под сотню, а то и поболе, и тормоза в тот миг дядю подвели.
— Сука! — проревел он, ринулся на Макса. Тот успел отпихнуть Юльку в сторону и сам ушел вбок, перехватил руку с разбитой бутылкой, вывернул ее от себя и, пачкаясь в чужой крови, дожал соперника.
«Розочка» упала на пол, покатилась под столик и успокоилась там у ножки стула. Дядя в комбезе стоял на коленях с заломленной за спину рукой и крыл Макса последними словами. А после пинка в живот заткнулся, покачался и повалился мордой в пол, к нему кинулись собутыльники. Макс вытолкнул Юльку из зала и пошел следом.
— Поели, называется, — бормотал он, пока поднимались по лестнице и шли по коридору, — дурдом на выезде. Ты почему ушла, я тебе что сказал? — рыкнул Макс в спину Юльке, та обернулась, споткнулась на ходу и едва не упала.
— Извини, — прошептала девушка, — прости, пожалуйста. Я могу сходить в магазин и купить тебе что-нибудь…
— Смешно. — Макс достал из кармана ключ от номера и только сейчас заметил, что руки и рубашка у него перемазаны кровью. «Вот зараза, может, он больной». Макс открыл дверь, зашел в номер следом за девушкой, закрыл замок и пошел в ванную. Отмывался минут десять, кое-как застирал подол рубашки, осмотрел ее пристально, но других пятен не заметил. «Сойдет». Он посмотрел на себя в зеркало, умылся, пригладил волосы и облизнул слегка ободранные костяшки пальцев — старая привычка, еще из армии осталась, так их старшина делал, когда молодняк дрессировал. И вот привязалась на всю жизнь.
Макс вышел из ванной, прикидывая, как бы убедить Юльку поехать домой. Да, там опасно, да, там ее ждет Левицкая и Рогожский, они уж землю перерыли в поисках ключа. И вообще к Юльке будет слишком много вопросов, как и к ее водителю. «Ничего, выкрутимся.» Он вошел в комнату и замер на пороге. Все слова и доводы враз куда-то подевались, испарились, как дымок над догорающим костром, — Юлька лежала на кровати в чем мать родила. Девушка подвинулась и сказала:
— Иди сюда.
Макс не сразу понял, что это она такое говорит, он даже слова вымолвить в ответ не мог, просто стоял и смотрел, как Юлька улыбается ему, как поправляет волосы, откидывает их назад и опирается локтями на подушку. Снова улыбается и повторяет, уже нетерпеливо:
— Иди, не бойся, я тебя не укушу. Надо же соответствовать, раз в борделе оказались, или сразу будет понятно, что мы не те, за кого себя выдаем.
Макс шагнул к ней, но остановился, еще не очень хорошо понимая, что происходит, а сам глаз не мог отвести от девушки и выглядел при этом, должно быть, донельзя глупо: Юлька рассмеялась и села на кровати.
— Ты что, в первый раз видишь голую женщину? — спросила она. Макс молчал, чувствуя, что слова тут уже явно лишние, еще пару мгновений назад он мог сказать что-то связное, но сейчас было не до них.
Юлька поняла его молчание по-своему, перестала улыбаться, встала с кровати, подошла, остановилась напротив.
— Я тебе не нравлюсь, — тихо спросила она, — совсем? Вот нисколько?
Она стояла очень близко, от ее запаха кружилась голова, дурман проник в каждую клеточку тела, напрочь отшиб способность соображать, заставил забыть, кто он и кто она. Они одни в этом номере, дверь закрыта, никто не увидит, не узнает, не услышит никогда, потому что нечего говорить, все понятно и старо как мир, и нет ничего нового под солнцем, все это было уже в веках, бывших прежде нас.
Юлька поцеловала его в губы, неумело, но так нежно, он уж и забыл, как это бывает, и принялась расстегивать на нем рубашку. Макс стащил ее через голову, бросил в кресло, обнял девушку и сам поцеловал ее так, что у обоих дыхание перехватило, подтолкнул к кровати. И тут мелькнула дикая мысль, от нее аж жарко стало, он прошептал Юльке на ухо:
— У тебя был кто-нибудь? До меня?
— Конечно, — выдохнула та, легла на покрывало, потянула его за собой.
И наврала, как оказалось через несколько минут, и призналась в этом обалдевшему Максу, да с таким довольным видом, и смотрела при этом так, что он был готов убить и ее, и любого, кто не то что подойдет близко, а просто посмотрит, даже издалека.
— Убью тебя, — так и сказал он, глядя на подушку сквозь сетку ее волос, — сам убью, честное слово.
Юлька фыркнула, обхватила его руками и коленками и предложила:
— Давай, убивай. Посмотрю, что у тебя получится. Если как до этого, то мне понравилось.
Кажется, за окном снова была гроза, кажется, шел дождь, он весело стучал по подоконнику, но все это было лишь фоном, неважным, ненужным, лишним. Значение имело только время, его было слишком мало, его не хватало, оно ускользало, как песок сквозь пальцы, поэтому Макс спешил, очень спешил, как и Юлька, отдать друг другу, подарить, сделать все, что не успели до этого дня, и бог знает, когда снова им доведется остаться наедине. И не успели, влечение чуть ослабло от усталости, но не схлынуло. Макс крепко прижимал Юльку к себе, и та не сопротивлялась, вся горячая, раскрасневшаяся, родная, единственная, лежала рядом и гладила его по волосам. И оба молчали, ибо знали, что первый, кто решится нарушить тишину, скажет одно, что мучило сейчас обоих: что дальше?
Даже сама эта мысль была невыносима, но ее момент приближался, Макс поцеловал Юльку в шею, уложил на спину и сказал, глядя сверху вниз:
— Тебе надо сегодня вернуться домой.
Девушку точно по лицу ударили, она даже задохнулась от возмущения. Макс закрыл ей ладонью рот и повторил:
— Тебе надо вернуться. Ненадолго, так надо. Они тебе ничего не сделают, ты сейчас в безопасности, а потом тебя не найдут.
Его план был безупречен, и он искренне верил в то, что говорил: все получится, все будет очень просто и легко. Они вернутся вместе, она пойдет к себе, а он выкрадет из сейфа доверенность, чтобы передать ее Волошину.
— Он та еще сволочь, — сказала Юлька, — но Левицкая в сто раз хуже. Мне ее не жалко, пусть они между собой грызутся. Я слышала, как они разговаривали по телефону — Левицкая аж визжала, что не отдаст банк, а Волошин ничего никогда не докажет. Плевать на них обоих, лишь бы от меня отстали.
— Отстанут, — пообещал Макс, — если будешь слушаться меня, то все получится.
Ему казалось, что он продумал все — и встречу с рейдером, и условия их сделки, прикинул, как повезет Юльку в аэропорт, пока Левицкая будет оправдываться, когда Волошин предъявит ей доверенность. И как Юлька встретит свой двадцать пятый день рождения в Швейцарии, свободная, одинокая и богатая.