Бей ушастых! Часть 3
Шрифт:
Так пора вставать. Резко сажусь, бьюсь лбом о какую-то твердую поверхность и с тихим «..ять!» падаю обратно. Да, что это такое? Поднять подняли, выпустить забыли?! Я им зомби или кто? Приличные зомби должны, между прочим, бродить по замку и гнусно завывать при этом! Или это призраки? Кстати, а у меня во дворце есть призраки или нет?
— Вальдор! — слышу я восторженный вопль и вздрагиваю. Не знаю, почему. От неожиданности, наверное. Все же мне, как существу потустороннему, бояться, наверное, нечего. Кстати, у меня какое-то подозрительно ясное сознание. Всегда считал,
— Сейчас, — бормочет он, — потерпи минутку, я открою.
Слышу тихий щелчок, и тут до меня доходит, что до сего момента мой гробик был накрыт прозрачной крышкой. О нее я и ударился. Крышка открывается.
— Как ты себя чувствуешь? — интересуется кентавр. В голосе беспокойство.
— Отлично! — бодро заявляю я, — а как должен?
— Так и должен, — несколько неуверенно проговаривает Иксион, — выходить будешь?
— Буду. Если поможешь.
Я, может, и зомби. Может, я и туповат. Но я все еще помню, чем закончилась прошлая попытка похороненной королевской особы покинуть гроб, не снимая погребальных одежд. Шею он себе сломал, вот что. А это для таких созданий может и не смертельно, но попробуй-ка походи со сломанными конечностями! Они ж болтаются. Это неудобно.
— Что я должен делать? — спрашивает Иксион.
— Помоги мне это снять!
Кентавр опускает глаза и, кажется, краснеет. Я не уверен. Здесь темновато. Факелы свет дают, конечно, но не настолько яркий, чтобы можно было увидеть изменение цвета кожных покровов. И все же он краснеет. Ох, боги!
— У меня под ним рубашка, — поясняю я.
Кентавр вздыхает. Что, его и такой расклад не устраивает?
— Тут сбоку и на спине должны быть застежки. Знаешь, Икси, этот наряд не предназначен для того, чтобы покойник его снимал самостоятельно. Поэтому будь так любезен, помоги.
— Ты назвал меня Икси, — шепчет герцог Иксион, а мне уже хочется прикусить свой язык. Нехорошо именовать монарших особ идиотами, но по отношению к себе так и хочется это сделать. Я же догадываюсь, как это чудовище ко мне относится, так зачем я его провоцирую? Кстати, стоп. Никакое он не чудовище. Он меня с поля боя вынес раненого. Так. Это я помню. Значит, умер я в лагере.
Кентавр трясущимися руками начинает меня ощупывать. Терплю.
— Я нашел застежки. Придется их ломать.
— Ломай-ломай! Меня уже раз похоронили. Не думаю, что мне эта штука снова пригодится.
А сильный этот человек-лошадь! Голыми пальцами все крепления только так.
— Все, — тихо произносит он и делает шаг назад.
— Какое все? Помоги снять теперь! Оно тяжелое!
Иногда я думаю, что эти погребальные одеяния — наш резерв на случай особо тяжелых обстоятельств. Вот начнется в Зулкибаре голод и разруха, и король велит раздеть всех своих предков-покойников. Пара центнеров драгметалла точно наберется. Да еще и камни!
Кентавр, отведя глаза в сторону, чуть ли не одной рукой подцепляет громоздкое одеяние и стаскивает его с меня.
— Уф! — выдыхаю я. Кстати, здесь как-то зябко в одной рубашке. Хорошо, что она ниже колен, а то бедного Икси удар бы хватил. От счастья.
— Я приготовил одежду, — сообщает Иксион и передает мне аккуратный сверток.
— Стоп, — говорю, — подожди, мне сначала нужно отсюда выбраться.
Пытаюсь переползти через бортик гроба, но, видимо, несколько переоцениваю свои силы. Интересно, а сколько я здесь пролежал? Может, я уже начал разлагаться, и это просто не видно?
Иксион подхватывает меня подмышки, приподнимает над гробом и аккуратно ставит на землю. Вот здесь уже краснею я. Уши горят, щеки, наверное, в темноте светятся так, что факела не нужно.
— Отвернись, пожалуйста, — бормочу я, опустив голову, и начинаю быстро-быстро натягивать на себя приготовленные кентавром брюки, менять рубашку. Так, сверху темный камзол, плащ — тоже не светлый, высокие, почти до колен сапоги. Что-то не припомню я в своем гардеробе такую одежду, а размер подходит. Наверное, заранее подготовились.
— А есть что перекусить? — внезапно вырывается у меня. Тут же задумываюсь — вроде, мертвецам чувство голода не свойственно. В смысле, желания поесть нормальной пищи. Вот пить кровь и рвать зубами чужую плоть мне сейчас совершенно неинтересно. Если, конечно, эта плоть не представляет собой кусочек среднепрожаренного мяса. Ни в коем случае не отрезанного от кого-то из разумных!
— Есть! — радостно восклицает кентавр, роется где-то там, с другой стороны моего гробика и извлекает (уж даже и думать не хочу, откуда) корзинку с провизией. А там и хлеб (немного уже черствый), и зелень (слегка увядшая) и птичка жареная, вроде уточка. И бутылочка вина.
— Икси! — кричу я, собираюсь было добавить какую-нибудь глупость вроде «я тебя почти люблю», но вовремя затыкаюсь.
— Герцог, — говорю, — благодарю Вас и приглашаю присоединиться к трапезе. Заодно я очень хотел бы услышать от Вас последние новости, а также объяснение того, почему меня подняли из могилы.
Кентавр прижимает ладонь к груди и кланяется.
— Давай быстрее, — бросаю я, — без церемоний. Кушать очень хочется.
— Хм, значит, я, все же, не зомби, — проговариваю спустя примерно полчаса, тщетно пытаясь достать волокна мяса, застрявшие между зубами.
— Да как ты мог такое подумать! — возмущается кентавр.
Пожимаю плечами. Сижу я, кстати, на постаменте собственного гроба. Благо, будто специально для желающих отдохнуть, площадь постамента гораздо шире места моего предполагаемого упокоения.
— Слушай! — вдруг спохватываюсь я, — а почему таблички с моим именем нет?
— Насколько я знаю, с надписью не смогли определиться.
— С какой надписью?
— Ну… Вальдор, он какой…
Гляжу на кентавра с подозрением.
— Надеюсь, двоеженец не входило в перечень наименований?
Кентавр фыркает.
— Нет, выбирали между добрым и великодушным.
— Странные вы… существа! Могли бы написать: Вальдор добрый и великодушный! В чем проблема?
— Слишком длинно, — поясняет кентавр, как мне кажется, с легкой ехидцей в голосе. Смотрю на него внимательно. Нет, показалось.