Бей в кость

Влодавец Леонид Игоревич

А вообще-то задача группы состояла не только и не столько в том, чтоб взорвать нефтеперегонный завод и спалить авиационный керосин для истребителей генерала Карвалью. Куда важнее была та самая «специальная задача», о которой Болт не стал ничего говорить. Не стал, потому что пока и сам о ней ни шиша не знал.

Когда все уселись, командир БТР потянул за какую-то веревочку, и над бойцами, будто горизонтальная гардина, распустился брезентовый тент. Многие заворчали: дескать, сдохнем под ним от духоты, но, когда машина тронулась, оказалось, что вполне терпимо. Встречный поток воздуха через люк механика-водителя

хоть и пылил немилосердно, но кое-какую освежающую струю вносил, а вот солнце, которое было еще высоко, припекать перестало.

Механик-водитель опустил рычаги вперед, газанул — и грозная таратайка, залязгав гусеницами, покатила вперед. Таран оказался около одной из бойниц и, приподняв бляшку-заглушку, чуток поглядел, что творится снаружи. Выехали через арку, потом через КПП у ворот форта, выбрались на улочку, выводящую к окраине Редонду-Гонсалвиш, миновали блокпост у выезда на шоссе и попилили вперед, на юго-запад. Дальше Юркины глаза увидели лишь длинную монотонную полосу придорожных кустов, припорошенных пылью. Справедливо решив, что солдат спит, а служба идет, он закрыл глаза, рассчитывая вовремя проснуться, если вдруг начнут стрелять.

БЛОКПОСТ МАКОНДУ — ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ

— Приехали, — сообщил Тарану Налим, оказавшийся его соседом по скамеечке. — Остановка «Блокпост Маконду» — далее везде!

Командир БТР дернул за веревочку, сдвинул тент, и всем на головы осело облако красной пыли. Потом бойцы с лязгом откинули защитные сетки и стали помаленьку выбираться на волю.

Могучая бронетачка стояла около когда-то беленького и аккуратного двухэтажного здания католической школы, находившейся в двух шагах от церкви, тоже в прошлом выглядевшей очень прилично. Сейчас и церковь, и школа стояли с выбитыми окнами, подкопченные не очень давним пожаром, исклеванные пулями.

Колокольня, на которой одна из сторон, должно быть, устраивала пулеметную точку, была укорочена примерно на две трети после попадания в нее одного-двух снарядов. Судя по надписям на стенах этих учреждений культуры, деревня Маконду несколько раз переходила из рук в руки. Каждый, кто приходил сюда победителем, зачеркивал лозунги предшественников. Тарану попалось на глаза минимум три перечеркнутых или полустертых лозунга: «Вива Алмейду!» Не меньшее число перечеркнутых лозунгов гласило: «Вива Карвалью!» Один раз сюда добрались даже азеведовцы. Имелся один такой, почти совсем счищенный саперной лопаткой, призыв: «Вив… зеведу!» На то, что в данный момент населенный пункт находится в руках алмейдовцев, указывал незачеркнутый «Вива Алмейду!», написанный аршинными буквами алой краской по фасаду школы.

Кроме лозунгов, на школе и церкви имелось несколько надписей на португальском языке и рисунков чисто хулиганского содержания, а также очень тронувшие душу «стенограммы» (от слова «стена») на русском: «Шарафутдинов Ахмет. ДМБ-87. Казань» и «Проверено. Мин нет. Л-т Чупиков. 12.07.87.». Чуть ниже «Мин нет» другой рукой было приписано: «Но будут!»

Хотя дорога вроде бы была асфальтированной, пыли на ней хватало, потому что ремонтировали шоссе в последний раз еще при проклятом колониализме. Асфальт за прошедшие с той поры Долгие годы то плавился от жары, то поливался тропическими ливнями, то выветривался, но самое главное — безжалостно утчожился всякой колесно-гусеничной техникой, которую гоняли по нему все воюющие стороны.

К тому же шоссе частенько обстреливали, иногда бомбили с воздуха, закладывали в него мины и фугасы. Воронки, оставшиеся после этих мероприятий, заравнивали песком и щебнем, поскольку асфальтобетонный завод был только в столице, до которой по этому шоссе можно было добраться, лишь сбив с него блокпосты карвальевцев и азеведовцев. В такие воронки очень удобно закладывать мины по второму разу — асфальт колоть не надо, и не заметишь. Но, должно быть, мины на этот раз никто поставить не успел, и БТР доехал благополучно.

— Так, — сказал Болт, подходя к Луишу, вытянувшему из нагрудного кармана окурок самокрутной сигары и чиркавшего китайской зажигалкой. — Когда солнце сядет, камараду команданте?

— Часа два ждать, — пустил дым Васька, поглядывая на высотку, про которую говорил Болт на инструктаже. — БТР отпускаю через пять минут. Экипажу надо пи-пи делать. А Карвалью надо заметить, что он ушел, а мы остались.

Экипаж сделал свое «пи-пи» на угол школы, неподалеку от зачеркнутой надписи: «Вива Карвалью!» Россияне тоже прицелились и смыли немало побелки вместе с мазней. Бэтээрщики забрались в свой механизм, развернулись, размяв гусеницами остатки школьной клумбочки, и покатили через деревню обратно на шоссе.

— Построй народ, — скорее попросил, чем приказал, Луиш. Болт лениво дал команду: «В одну шеренгу — становись!», а бойцы это изобразили на школьном дворе фронтом на деревню.

— Это есть деревня Маконду, — Васька обвел рукой сотни полторы конусообразных крыш из пальмовых или банановых листьев, проглядывавших через кусты и заросли местных сельхозкультур, из которых самой знакомой была кукуруза. Вдоль шоссе, рассекавшего деревню на две неравные части — верхняя, где находилась группа, была заметно поменьше нижней, — просматривалась и пара-другая зданий прямоугольных форм с какими-то верандами и драными тентами.

Не то магазины, не то пивные, но явно давно не действующие. Вряд ли нынче по этой дороге катались платежеспособные граждане. Скорее всего, окромя военных да здешних жителей, рисковавших съездить в Редонду-Гонсалвиш на базар, тут никто не путешествовал.

— Там, — Луиш махнул лапой вправо от себя, — пятьсот метров на юго-запад — сам блокпост. Дальше наших нет. За той сопкой, — так и сказал, «сопкой»! — после поворота триста метров — ихние, Карвалью. Вон та — высота 335, там их НП. Иногда труба блики делает, видно. Они нас тоже видят. Должны думать, что мы тут спать будем. Поэтому надо постели готовить. А сейчас десять человек будут маты таскать, а остальные — вещи. В школу.

«Маты» оказались матрасами, за которыми бойцам пришлось бегать в какую-то глинобитную каптерку поблизости от домишки падре. Заведовал ей некий пожилой, толстый и важный солдат, в черных очках и вязаной шапочке с коричнево-белым узорчиком, увенчанной помпоном. При взгляде на шапочку вспоминалось о снеге, морозе и лыжных прогулках. Васька объяснил, что этот дед — ветеран национально-освободительного движения, и шапочку такого фасона, кроме граждан, воевавших еще с португальцами, никому носить не положено.