Без чувств
Шрифт:
Это был наш любимый семейный праздник. Наполненный разговорами, вкусной едой и уютом. Мы любили включать старые тематические фильмы годов так восьмидесятых. И клянусь — меня это никогда не тяготило.
Утро этого года началось со скандала. Как всегда — по мелочи. Я привык к придиркам, но в этот раз отец отчего-то психанул и уехал. Мне показалось, что из-за меня, но по сути — просто нашёл ебанный повод слиться.
Мать готовила салаты и утку, звонила по номеру и натыкалась на автоматический голос оператора.
Ну ок. Мне не влом.
Я чудом узнал местонахождение от отцовской помощницы (к слову — уже бывшей). Добрался сквозь нечищеные дороги. Охуел. Захотел развидеть то, что увидел, но так и не смог.
За рёбрами бушевал такой Армагеддон, что впору было убивать. Яро и безжалостно. Сначала Дашку, затем отца, а напоследок и его шлюху. Почему первой подругу сестры — я так до сих пор и не осознал. Видимо, потому что ещё ни разу в жизни настолько не ошибался в людях.
Разминаю ладонью шею, выныривая из воспоминаний.
Входная дверь дома открывается. Дашу все рады видеть, а я по-прежнему считаю, что ей здесь не место. В башке полный диссонанс.
— Чёрного шоколада не было, но думаю, и молочный подойдёт.
Мать дружелюбно кивает, пропуская гостью внутрь.
— Конечно. Проходи, милая. Яна уже на кухне.
Увидев меня у ворот, родительница быстро обувается и спускается по ступеням. Лучезарно улыбаясь и расцветая, отчего я чувствую себя ещё большим подонком, потому что не просто покрываю отца, но и сам активно включаюсь в игру на том поле, где играть не стоит.
— Мир, надеюсь, ты останешься с нами на ужин? Я была бы счастлива.
В голосе такая надежда и мольба, что я в два счёта сдаюсь, не желая расстраивать хоть в чём-то единственного человека, который априори принимает и любит меня любым.
— Да, только с Ильей распетляю.
Ракитянский появляется на горизонте спустя десять минут. Зрачки по пять копеек, взгляд шальной.
— Ну что?
Спрыгивает с байка с дрожащими руками и влажными ладонями. Обоссался ли — уже не проверяю.
— Огнище, Мир! Только это… У меня пока бабла нет — смогу заплатить через две недели.
Притушенный гнев вспыхивает по нарастающей.
Забираю японца, тяну к гаражу. Вслух проклинаю Илью за проебанные три часа времени.
— Когда будут — тогда и являйся.
За спиной раздается возня.
— Мир, наши сегодня в «Бункере» собираются. Ты будешь?
— Нет.
— Анька расстроится.
Тихо усмехаюсь.
— Можешь утешить.
— К ней и на кривой козе не подъедешь. Да и ты вроде как её парень — нехорошо.
— Я ничейный. И сегодня правда не смогу — у нас ужин. Семейный. Всё, давай.
— Подруга Янки — тоже входит в число вашей семьи?
— Естественно.
— Тогда у меня для тебя плохие новости. Инцест запрещён и осуждается общественной моралью.
Показываю средний палец, закрываю гараж.
Потный и грязный возвращаюсь в дом, слыша девичьи голоса и улавливая какой-то нереально съедобный запах.
Глава 29
***
Наспех приняв душ и переодевшись в чистую одежду, не пахнущую потом и маслом, в каком-то странно-приподнятом настроении спускаюсь на первый этаж.
Слова Ракитянского на повторе крутятся в голове.
Ну посмотрел на Дашку, подумаешь. И что дальше, блядь? Это не означает абсолютно ничего особенного.
В моем случае так и вовсе вполне объяснимо. Попробуй удержи душевное равновесие, когда тебя штырит на эмоциональных качелях туда и обратно. На постоянку. Двадцать четыре на семь. Из симпатии в разочарование, из влечения в злость, из запретности во вседозволенность.
Какая-то чертовщина.
Ускоряюсь, когда съедобных запахов, дразнящие рецепторы, становится больше. Желудок настойчиво урчит и скручивает от голода.
Вообще-то я не планировал оставаться в родительском доме даже на ужин, а теперь размышляю — какой бы повод придумать, чтобы задержаться и на ночь, не вызвав при этом ни единого подозрения?
На кухне идиллия. Почти. Это если отбросить нюансы и ненадолго забыться — что я и делаю.
Сестра гремит посудой, мать возится у плиты, добавляя к идеально прожаренному стейку тимьян и чеснок, а Дашка — стоит у островка, вооружившись кондитерским мешком, наполненным топлённым шоколадом, и старательно рисует полосы на клубнике.
Пялиться на неё нежелательно, но я ненадолго зависаю.
Личико сосредоточено, волосы связаны лентой. Шея — доступная и голая. Хочется прямо сейчас ткнуться в неё носом и вдохнуть запах кожи.
— О, блудный сын! — громко восклицает Янка, заставляя меня отмереть. — Ты какими судьбами забрёл в отчий дом? Отмыться? Отогреться? Пожрать?
Стреляю уничтожающим взглядом в источник надоедливого жужжания и упираю ладони в столешницу. На языке крутится колкий ответ, но я концентрируюсь на другом, потому что задеваю боком бедро Дашки.
— Последнее. И будь так добра — поторопись.
— Ещё чего. Я к тебе кухаркой не нанималась.
Даша вытягивается струной и нервно сглатывает, потому что дистанция между нами явно критическая. Меня и самого потряхивает. Сейчас бы перемотать эту болтовню, подготовку, сам ужин... И перейти к чему-то более интересному.
— Вернулся бы насовсем! — возмущается мать. — Нет, я, конечно же, понимаю, что тебе нужно водить куда-то девушек, но необязательно жить при этом в неудобствах на постоянной основе. Ян, ты видела его квартиру?