Без единого свидетеля
Шрифт:
Навина прикурила сигарету от горелки на закопченной газовой плите. Ее живот выпирал так далеко, что было удивительно, как девушка умудряется стоять прямо. Под тонкой тканью ее леггинсов просматривались толстые, как черви после дождя, вены.
— М-да, почти вовремя, — заявила она неожиданно. — И что это вдруг у вас загорелось? Я почему спрашиваю: в следующий раз хочу знать, с какого края за вас браться, чтобы толку добиться.
Нката попытался разобраться в услышанном. Судя по всему, она ожидала визита из полиции. Если учесть информацию, полученную от единственной
— Одна женщина в Северном Пекеме… — проговорил он. — Она говорит, что вы, может быть, знаете, где сейчас находится мать Джареда Сальваторе. Это правда?
Навина сузила глаза. Она сделала глубокую затяжку (настолько глубокую, что Нката поморщился от боли за ее нерожденного ребенка) и выдула через ноздри дым. Посмотрев на Нкату, она углубилась в изучение своих ногтей на руках — покрашенных ярко-розовым лаком, как и ногти на ногах. Наконец она медленно произнесла:
— Что насчет Джареда? От него слышно что-нибудь?
— Надо кое-что передать его матери, так что скажите, где мне ее искать, — как можно туманнее ответил Нката.
— Как будто ей не все равно. — Голос Навины звенел от презрительной насмешки. — Как будто Джаред значит для нее больше, чем доза. Эта сука даже не знала, что он пропал, пока я ей об этом не сказала, мистер, и если вы найдете ее под какой-нибудь машиной — потому что где же ей еще приткнуться, из Северного Пекема-то ее вытурили, — то передайте ей, что я желаю ей сдохнуть. Я с радостью приду на ее похороны, чтобы только плюнуть в гроб.
Она сделала еще одну затяжку. Нката заметил, что пальцы у нее дрожат.
— Навина, а вы не могли бы рассказать немного подробней? — попросил он. — Я ничего не понимаю.
— Как это? Что еще я должна вам сказать? Его нет уже бог знает сколько, а это совсем на него не похоже, вот о чем я твержу вам снова и снова. Да только никто и слушать меня не желает, и я уже готова…
— Погодите-ка, — перебил поток эмоций Нката. — Вы не присядете вот сюда, пожалуйста? Я стараюсь разобраться, а вы слишком торопитесь.
Он вытащил стул из-под стола и кивнул ей, чтобы она садилась. В этот момент в кухню приковылял один из безродных карапузов. Его неуверенные шажки затруднялись подгузником, висящим почти до колен. Навина отвлеклась от беседы с полицейским, чтобы переодеть малыша. Вот каков был процесс переодевания: полный подгузник сорвали и швырнули в мусорное ведро (к счастью, содержимое подгузника при этом не разлетелось во все стороны), а новый памперс бесцеремонно натянули на ребенка. Прилипшие к телу малыша фекалии остались без внимания. Покончив с гигиеной, Навина сняла с полки коробочку сока и вручила ребенку, предоставив ему самостоятельно разбираться, как отсоединить упакованную в пластик трубочку и вставить ее в запечатанное фольгой отверстие. Потом она с трудом опустилась на стул. Все это время сигарета висела у нее между губ, но теперь она затушила ее в пепельнице, которую выудила
— Вы хотите сказать, что сообщили в полицию об исчезновении Джареда? — спросил Нката.
— Я сказала об этом копам, как только он в первый раз не пришел на мои занятия для беременных. Я сразу поняла, что с ним что-то не так, ведь раньше он всегда приходил. Он заботится о своем ребенке.
— Так он отец ребенка? — не сдержал удивления Нката. — Джаред Сальваторе — отец вашего ребенка?
— И гордится этим. Гордится с самого начала. Всего-то тринадцать лет, не многие парни начинают так быстро, и ему нравилось это, моему Джареду. В тот день, когда я ему сказала, у него так встал, вы и не поверите.
Нката хотел было спросить у Навины, о чем она думала, когда путалась с мальчишкой, которому надо ходить в школу и думать о своем будущем, а не болтаться без дела и детей плодить, но он не спросил. Навина, если уж на то пошло, сама еще не вышла из школьного возраста, во всяком случае, ей следовало бы заняться чем-то более полезным, а не отдаваться похотливому подростку тремя годами младше ее. Должно быть, они занимались этим еще тогда, когда Джареду было двенадцать. У Нкаты закружилась голова при одной мысли об этом. Страшно представить, ведь в двенадцать лет он и сам бы, при наличии согласной девицы, мог радостно выбросить свою жизнь на помойку, дорвавшись до плотских утех и потеряв способность думать о чем-либо еще.
— Мы получили информацию от Фелипе Сальваторе, в настоящее время отбывающего срок в Пентонвилле, — сказал он Навине. — Джаред не пришел на свидание с ним, хотя и обещал, и Фелипе заявил о его исчезновении. Было это недель пять или шесть назад.
— Да я же через два дня сказала этим олухам! — воскликнула Навина. — Через два дня после того, как он не пришел на занятия, а он всегда раньше приходил. Я говорила легавым, но они меня не слушали. Они ни одному моему слову не поверили.
— Когда это было?
— Уже больше месяца назад, — сказала она. — Иду я в участок и говорю парню в приемной, что хочу заявить: пропал человек. Он спрашивает: «Кто?» — и я говорю: «Джаред». Я говорю ему, что он не пришел на занятия для беременных и что даже не звякнул мне, что совсем на него не похоже. А они тут же решают, что он сбежал от меня, понимаете, из-за ребенка. Они говорят, что надо подождать еще день или два, и, когда я снова прихожу, велят еще подождать. И я все хожу к ним и говорю, а они запишут мое имя да Джареда, и все. И никто больше ничего не делает!
Она начала плакать.
Нката поднялся со стула и подошел к ней. Он положил руку ей на затылок. Подушечками пальцев он чувствовал, какая она худенькая и какая теплая плоть в том месте, где он касался ее. И тогда он догадался, сколь привлекательна она была до того, как безобразно распухла от бремени, вынашивая дитя тринадцатилетнего подростка.
— Мне очень жаль, — проговорил Нката. — В местном участке должны были вам поверить. Я не оттуда.
Она подняла к нему мокрое лицо.
— Но вы же сказали, что вы коп… А откуда вы тогда?