Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
— Он собирается жениться, скоро.
— В пятьдесят лет пора! Но я очень сомневаюсь в его намерениях…
— Следите, милый человек, за собой! Не пойму, что вам не нравится? У нас площадь двадцать метров, а у вас двадцать два. Но главное — зачем вам, одинокой, двухкомнатная?
Я сделала небольшую паузу, раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три, чтобы не ответить ей так же — какой-нибудь гадостью, и, стараясь быть спокойной, поправила:
— У вас площадь восемнадцать с половиной, а у меня двадцать четыре. Это раз. И у меня две отдельные комнаты. Лично буду составлять цепочку, — твердо сказала я, но на душе стало тоскливо-тоскливо. Это мероприятие затянется
Мадам с удовольствием взялась лепить из меня коммунального врага, чтобы оправдать покушение на мою собственность. Она знала, что заступиться за меня некому. Это и есть черная неблагодарность… Вечером она позвонила со своим ультиматумом.
— Ваша доля в квартире, мы подсчитали, составляет пятьдесят процентов, а наша — сорок три. На свои пятьдесят семь можете хоть трехкомнатную выменять. Имейте в виду, нашей площади я ни полметра вам не отдам.
— Спаси вас Бог, Инна Виленовна, вы добрая женщина…
— Да, не вы первая это говорите, — не поняв юмора, ответила мадам. — Я поручила составлять цепочку одной знакомой, сделает за месяц. Но за это придется заплатить. И заживете вы наконец по-человечески. Нельзя же всю жизнь по коммуналкам слоняться…
— Вашими молитвами… — ответила я на ее выпад, чтобы не довести разговор до коммунального скандала. Большую часть жизни я прожила с родителями в огромной трехкомнатной квартире в центре большого областного города. Можно сказать, около кремля. — Имейте в виду, что я перееду только в двухкомнатную! — но энтузиазма в моем голосе не было.
Мадам, наоборот, рассмеялась в трубку:
— У вас завышенная самооценка, милый человек.
Весь месяц я тоскливо со всех сторон обдумывала невеселую мысль, что придется-таки ехать в однокомнатную квартиру из своих двух комнат. Цепочка, которую я пыталась составить, оборвалась на третьем шаге. Дилетанту надо было бросить всё и заниматься одним разменом. У меня на это ни сил, ни времени не было.
Почаще стала заходить в церковь, ставила свечки, молилась, чтобы дело сдвинулось. Но и месяц прошел, и второй. Никто не интересовался нашей квартирой, хотя мадам уверяла, что «всё в процессе».
Мне советовали обратиться в агентства недвижимости, которые только стали появляться. Размен через «куплю-продажу» был делом новым, непонятным. Тогда казалось, что это самый верный способ потерять и деньги, и недвижимость… Я позвонила в одну из таких фирм. Выслушав мои условия, продавец недвижимости сказал:
— Будет вам двухкомнатная квартира. В Бирюлево-товарном.
Я почти согласилась на Бирюлево-товарное, потому что поняла: с мадам каши не сваришь, она всю душу вымотает, но сделает по-своему. Уезжать с проспекта Мира, конечно, совсем не хотелось. Во-первых, почти центр… Но главное, душа прикипела к намоленному Знаменскому храму, который не закрывался в годину гонений.
Вдруг мадам заявила, что сын Игорек жениться раздумал, заболел, квартирой заниматься некогда. Молодая семейная пара из комнаты Анны Вячеславны в спешном порядке съехала, и должны были заселиться какие-то другие люди, тоже якобы родственники. Обиженные молодые проговорились, что на самом деле мадам просто решила сдавать комнату чужим людям. С молодыми я как-то уживалась, они за комнату не платили и вели себя скромно. Но кто явится на их место? Если такие, как мадам, миру в нашей коммуналке придет конец. Было от чего заунывать.
Я сама позвонила ей. Состоялся нелицеприятный, на повышенных тонах разговор. Пословицу «Договор дороже денег» было бессмысленно даже упоминать. В ход пошла тяжелая артиллерия. Я выкрикивала: «Вы не имеете права», «никого не пущу», «врежу новый замок», «сообщу налоговой инспекции» и тому подобные аргументы. На советского доктора «философских» наук всё это не сильно действовало. В конце разговора мадам подвела свой итог:
— М-да! Вот она наша творческая интеллигенция. Только на глотку умеет брать. Вы — прирожденная скандалистка. Бедная моя свекровь не выдержала, убежала от вас.
— И у вас вскорости умерла…
Мадам замолчала, а потом отчеканила:
— Ни пяди вам площади не уступлю. Ни пяди! — произнеся это так, что мороз по коже пополз. — И уберите свой буфет из коридора!
– `A la guerre comme `a la guerre!
— Что, что? — с угрозой переспросила мадам.
— Французская пословица. На войне, как на войне! — сказала я. — А вот русская: «Враг хотел пировать, а пришлось горевать», — и бросила трубку.
У мадам оказалась настоящая бульдожья хватка: «ни пяди она не отдаст», будто я фашистский захватчик. Ладно бы, чего-то в жизни не хватало, но ее дом был — полная чаша, жизнь катилась по накатанной номенклатурной колее. Недавно мадам отметила 75-летний юбилей, и мне казалось странным, что она, занимаясь всю жизнь «философией», так и не поняла: пора о душе думать, а не тленные сокровища на земле собирать. На тот свет ничего не возьмешь, кроме добрых дел. Знала я, конечно, что она для Игорька собирает, своего пятидесятилетнего оболтуса, лентяя и разгильдяя с младых ногтей, чтобы окончательно погубить его. Потому что леность и праздность до добра не доводят. Анна Вячеславна много переживала о своем непутевом бездетном единственном внуке, о неправильном его воспитании, но смирялась, старалась не говорить резких осудительных слов — ни о внуке, ни о его родителях, хмурилась, когда я начинала их ругать. И вот сейчас, когда хотелось просто убить мадам — морально, конечно, я чувствовала, что Анна Вячеславна будто наблюдает за мной с того света и — хмурится. Оставалось одно: проглотить обиду и свыкнуться с мыслью, что справедливого и быстрого размена не будет.
Но попробуй проглоти, когда тебя от нее трясет. На следующий день я отправилась в наш храм на исповедь. Батюшка разрешил меня, кающуюся грешницу, хотя к причастию не допустил, пока пребываю в такой нелюбви к ближнему. Ну какая она мне ближняя, думала я, скорее бы уж дальней стала и сердилась на батюшку, который знал про все страсти-мордасти вокруг моей коммуналки и даже пожалеть меня не хотел… Подумав, то есть помолившись про себя, он только сказал, кивая на чудотворную икону:
— Молись мученику Трифону, он жилищные дела устраивает. Молебен закажи и всех участников туда впиши. Это и будет твой акт любви к ним.
Я не очень верила в то, что каждый святой «отвечает» за определенные человеческие нужды. А если их перепутать?..
Ну хорошо, молебен так молебен. После литургии отстояла и молебен, просила святого Трифона поскорее и получше квартиру разменять.
Слава Богу, трясти меня перестало. Будущее выглядело уже не так мрачно. Неделя прошла своим чередом.
И вот — исторический звонок.
— Наташа, ну как там у вас? — послышался вкрадчивый голос мадам. — Новости есть?
— Новостей нет. А у вас?