Без пощады
Шрифт:
Впрочем, мистер Поуэль не был в полной мере и квакером. Разделяя лишь их основные взгляды, он резко расходился с ними из-за их крайней склонности к непротивлению. Гордый и независимый по характеру, он всеми силами восставал против излишнего пуританского смирения, подставляющего обидчику, ударившему в одну щеку, и другую. Он всегда готов был дать сдачи, и эту черту его характера вполне может объяснить сцена, которой предстояло разыграться у него в доме в описываемый нами вечер.
Ужин был уже готов, когда запыхавшиеся от быстрого бега сестры вернулись со своей прогулки, но они не спешили в столовую, хотя дорогой и уверяли друг друга, что очень проголодались. Не дав себе времени даже снять верхнюю одежду и привести себя немного в
Действительно, Реджинальду Тревору еще никогда в жизни не приходилось чувствовать себя так неловко, как в эту минуту. Он знал, что везет с собой нечто такое, что нанесет его обидчику такой же удар, какой он, Тревор, сам получил от него. Это доставляло молодому человеку некоторое удовлетворение и вместе с тем мучило его. Ведь после этого как бы ответного удара он навсегда испортит свои отношения с отцом девушки, которую так искренне и беззаветно полюбил. Но его тут же утешала мысль, что, быть может, сама девушка, эта простенькая, наивная полевая маргаритка, какой она ему казалась, не разделяет взгляда своего отца; остальное же со временем уладится и помимо этого чересчур уж резкого старика. Затем вдруг мелькнула еще мысль: ведь как никак, а он едет с крайне неприятным поручением, таким неприятным, что стыдно и выполнять его. А чтоб пусто было этому Джону Уинтору и еще кое-кому, поставившим его, Реджинальда, в такое щекотливое, почти безвыходное положение!
Когда он стал подъезжать к самому дому, то сразу увидел смотревших на него в окно девушек. Заметив, что обе девушки в шляпах, он понял, что именно их-то он и видел стоящими на горе, а потом спешащими домой, только не по той дороге, по которой ехал он, а по боковой тропинке. Очевидно, они узнали его, и Вега хотела бы встретить гостя милой, ободряющей улыбкой, а, может быть, и еще более милым словом, но не решалась на это. Впрочем, пока довольно и того, что они хоть в окно смотрят. Сердце молодого человека забилось было сильнее, но тут же и упало: вместо привета, прелестное личико Веги выражало презрительное равнодушие, а черные брови Сабрины были враждебно нахмурены. И когда он хотел снять шляпу и раскланяться перед девушками, они резко отвернулись от окна и скрылись. На крыльце же появился сам хозяин дома и со строгим видом поджидал приближения незваного гостя.
Несколько мгновений царило тяжелое молчание. Гость не решался ни заговорить первым, ни сойти с коня, не получив приглашения со стороны хозяина. Мистер Поуэль ожидал объяснения, зачем пожаловал столь нежеланный гость, а последний, хотя и понимал, что должен дать это объяснение, но не знал, как к нему приступить, и, совершенно смущенный, тоже молчал. Наконец хозяин с кислой улыбкой осведомился:
— Что вам еще угодно от меня, мистер Тревор? Вам, кажется, опять зачем-то понадобилось меня видеть?
— Да, именно вас. Кого же еще? — грубовато отрезал посетитель, обозленный этим оскорбительным тоном.
— В таком случае прошу вас поскорее изложить ваше дело, — тем же тоном продолжал Поуэль. — Быть может, вы хотите сказать мне всего несколько слов? Можете сделать это, не сходя с седла. Но, если необходимо, я могу и пригласить вас войти в дом.
И эти слова Поуэля, и тон, каким они были произнесены, и взгляд, который их сопровождал, — были, по существу, пощечинами для блестящего кавалера. Весь побледнев, он выпрямился на стременах и с резко подчеркнутой иронией отчеканил:
— Благодарю вас, сэр. Мне нет надобности входить под ваш «гостеприимный» кров. То, что мне поручено передать вам, я могу вручить и здесь, оставаясь на лошади. Я предпочел бы вручить это кому-нибудь из ваших слуг, но раз уж вы очутились здесь, у дверей вашего дома, сами, то позвольте вручить вам лично.
С этими словами молодой человек вытащил из-за пазухи большой конверт с красной сургучной печатью. Печать была королевской. Эмброз Поуэль молча взял его и, тут же вскрыв конверт, прочитал про себя следующее королевское послание:
«Дворянину Эмброзу Поуэлю».
«Благосклонно приветствуем вас, верного нашего подданного» — так начиналось письмо. Далее тягучим канцелярским слогом описывалось право короля совершать частные займы у своих подданных, затем излагалось предложение внести в личную кассу короля, для военных и других надобностей, три тысячи фунтов стерлингов, которые-де по истечении полуторагодового срока будут возвращены полностью. Письмо заканчивалось словами, что получить эту сумму король доверяет сэру Джону Уинтору, которому Эмброз Поуэль и должен представить ее не позже двенадцати дней по получении этого послания, и что сэром Джоном Уинтором будет выдана официальная расписка в получении денег. Затем следовали печать и собственноручная подпись короля.
— В начале как бы просьба, а в конце уж прямо разбойничье требование! — едко проговорил тот, которому адресовано было это письмо.
— Позвольте мне, мистер Поуэль, заметить вам, что я служу не только сэру Джону Уинтору, который послал меня к вам с этим поручением, но и королю, поэтому не могу допустить, чтобы вы так отзывались о короле. Вы, кажется, осмелились назвать его разбойником?
Мистер Тревор произнес эти слова, задыхаясь от разнообразных чувств, переполнявших его. Он едва сдерживался, чтобы не выйти из рамок приличия.
— Вы можете думать все, что хотите. Это вам не воспрещается, — иронически отвечал Поуэль, разрывая королевское послание и бросая клочки под ноги лошади всадника. — Поезжайте обратно и доложите вашему непосредственному начальнику, как я поступил с этой… с этой просьбой о пособии на бедность.
Нечаянно взглянув вверх, Тревор снова увидал прекрасные личики обеих сестер и прочел на них полное одобрение действий отца. Посланцем овладело такое бешенство, что он чуть было не прибег к насилию над стариком, бросившим вызов не только ему, Тревору, но и тем, кому он служил. Но, сделав над собой громадное усилие, молодой человек сдержался, сообразив, что он со своим слугой слишком слаб в сравнении с целой толпой челяди, выглядывавшей из всех дверей надворных построек и, видимо, готовых немедленно броситься на защиту своего хозяина. Их насмешливые лица и злорадное хихиканье ясно доказывали, что они с особенным удовольствием «занялись» бы этим господином, ненавистным им уже за одно то, что он принадлежал к партии короля. К тому же его оскорбитель все-таки был отцом боготворимой им девушки, и с этим Тревор не мог не считаться. Поборов в себе гнев, молодой кавалер почти смиренно сказал:
— Ваш поступок, мистер Поуэль, лично меня мало касается. Поверьте, что это поручение для меня крайне неприятно, и я принял его на себя лишь в силу необходимости.
— Верю. Поручение, действительно, не из приятных, — с прежним сарказмом произнес Поуэль. — Поэтому вы, разумеется, не станете дольше задерживаться здесь и поспешите удалиться отсюда, стряхнув с себя поскорее эту неприятность… Впрочем, быть может, вы найдете нужным, в довершение вашей обязанности, подобрать остатки королевского послания и отвезти их обратно усерднейшему рабу королевы и вашему господину, сэру Джону Уинтору. Я вам в этом не воспрепятствую.