Без Поводыря
Шрифт:
Потому как вся наша с Михаилом Константиновичем Сидоровым авантюра основывается на двух теоретических допущениях: что испытания первого в мире построенного в Кронштадте ледокольного корабля, которые должны пройти этой зимой в Финском заливе, окончатся успешно и что глубины вод обских хватит, чтобы зафрахтованные в Англии корабли, груженные закупленной генералом Лерхе техникой, смогли дойти хотя бы до Самарова.
Вот так-то! Такие вот у нас с этим удивительным красноярским купцом наполеоновские планы. Если его «Ермак Тимофеевич» на балтийском льду себя покажет, то поздней весной из порта Кингстон-апон-Халл выйдут четыре морских парохода, курсом на Норвегию. Ледокол отправится туда же на месяц раньше, чтобы успеть разведать ледовую обстановку в Баренцевом
Не хотелось бы, конечно, чтобы наша совместная северная экспедиция окончилась разгрузкой в Архангельске. Даже не денег жаль, хотя средств мы с Михаилом Константиновичем уже туда ввалили целое состояние, – времени! Как представлю, что придется из города на Северной Двине десятки тысяч ящиков со станками и оборудованием и несколько десятков паровозов лошадьми тащить – плохо становится. А ведь Густав Васильевич еще и несколько сотен мастеров в Англии навербовал. С семьями. Пока на десятилетний контракт, но кто знает – может быть, им понравится, приживутся. Русское подданство испросят.
У нас тут вообще какое-то заколдованное, как ругается фон Мекк, место. Осенью, как дожди зарядили, все работы по строительству железной дороги остановили. Зимой тоже рельсы укладывать нельзя – как путь себя поведет весной, предсказать никто не брался. Почти три тысячи рабочих, которых мои подрядчики привезли с собой из-за Урала в Сибирь, должны были бы по домам отправиться…
Только мало кто поехал. Большинство – люди тертые, опытные. И грамотных среди них много. Газетку нашу, где объявления с приглашениями на разные работы, разобрать смогли. И выяснили, что за тот труд, за который в Москве и окрестностях едва-едва рубль в день дают, у нас – полтора. И продукты дешевле. И ссуды на строительство жилья банки охотно предоставляют. А рук рабочих везде не хватает. И в Никольской, и Тундинской, и в Яе. В Черемошниковском порту всегда потребны грузчики и строители. Шахтеры в дефиците – и в Судженке, и на Ампалыке.
Так что брали люди расчет в конторе фон Дервиза и тут же письма домой писарям диктовали. В губернию жить зазывали. Сам Павел Григорьевич за Урал так и не нашел времени выбраться, а вот главный инженер и распорядитель Карл Федорович фон Мекк весь сезон у нас. С нашими реалиями успел ознакомиться. И прекрасно понимал, что весной люди, устроившись, обжившись и избаловавшись высокими заработками, уже дорогу строить не пойдут. Придется им новых в России искать. И учить.
Кстати. Насчет учить тоже на симпозиуме много споров было. Я, в рамках своего прожекта Торгово-промышленной палаты, и техническое училище предусматривал. Где-то же нужно было готовить специалистов, которых пока еще в регионе почти и не было вовсе. Машинистов для паровых машин – как для паровозов, так и для пароходов. Всяких сцепщиков вагонов и ремонтных мастеров в депо. А начнем строить дорожную технику?! Ею тоже должен кто-то уметь управлять, а при необходимости и чинить. Да мало ли каких еще спецов нужно будет. Главное, чтобы учебное заведение было, а количество специализаций можно будет потом менять по мере надобности.
Но основным, так сказать, камнем преткновения стали телеграфные классы.
В середине октября телеграфная линия дошла наконец до Барнаула. Степан Иванович Гуляев отправил в столицу, в Российское Императорское Географическое общество первую депешу, и на том развитие сети проводной связи окончилось. Приобщать окружные городки и селения Западной Сибири к благам сверхбыстрой связи никто и не собирался.
В середине прошлого года стараниями, кстати, директора Сибирского комитета, старого моего знакомого – Владимира Петровича Буткова, почтовый департамент, вместе с телеграфной частью, был выведен из состава МВД, с
Оба – и Владимир Петрович, и Иван Матвеевич – в совершенстве умели держать нос по ветру. И в нюансах придворной политики разбирались так, что даже завидно. Вот и рассудили, что пока нынешний император здоров и намерен царствовать еще лет этак десять как минимум, то и держаться следует в рамках его императорского величества приоритетов. Которых, к слову, Александр Второй и не скрывал. Полагал, что, кроме всяческих на пользу стране реформ, наипервейшей его задачей является возвращение Российской Империи былого при Николае международного авторитета. То есть – отмены Парижского трактата и активного участия в европейской политике. Восточное и Среднеазиатское направления считались… ну, как бы побочными. Не на втором месте, а где-то на третьем-четвертом. Между новостями о новом восстании в Китае и донесениями о Большом ежегодном бале в Гессен-Дармштадте.
Это я к тому все рассказываю, чтобы вы поняли, почему на этих двух господ даже тень стоящего за моими плечами цесаревича Николая никакого влияния не оказывала. Я к ним и так, и этак. Прожекты писал и рапорты о необходимости скорейшего развития сети проводной связи на окружные столицы региона. Хитрил, доказывал выгоды от устройства телеграфного сообщения с Верным и Ташкентом. Вычерчивал таблицы и схемы проведения кабеля в Кобдо и Улясутай. Намекал о телеграфных станциях в Китае как о важнейшем источнике разведданных о ситуации на территориях южного соседа. А им, Буткову с Толстым, что в лоб, что по лбу. Казенные, лаконичные отписки: «Сим уведомляем, что в настоящее время министерство прожекты в Азиятской части Империи не рассматривает».
А вот господин Карл Сименс был совершенно иного мнения. Я в Санкт-Петербург, в русское представительство компании «Сименс и Гельске» телеграфную депешу в понедельник отправил, а в среду получил ответ, что ко мне в Томск уже отправился специалист компании, уполномоченный и для ведения деловых переговоров.
Георг Альберт Шнитке еще до ледостава успел. И, к вящему моему удивлению, привез с собой подробные расчеты, трассировки и карты трех линий, о которых я в своей депеше Сименсам заикался. Барнаул – Бийск – Кузнецк, Бийск – Кош-Агач и Бийск – Семипалатинск. Хотелось бы еще, конечно, Тюмень – Самарово, но это можно и позже. Когда гидрографы на мой вопрос кивнут.
Центральная контора частной сети, как нетрудно догадаться, должна была располагаться в Бийске. И соединяться с общеимперской посредством барнаульского почтамта. Герр Шнитке подтвердил – ничего сложного. Чуйский тракт, хоть и изобилует спусками и подъемами, однако же вполне доступен для работ. Остальные направления – это вообще практически равнина. И технология переброски кабеля через реки, даже такие широкие, как Обь в месте слияния Бии и Катуни, отработана.
Была с собой у Георга и смета работ. Причем, по нынешним временам, и сумма после слова «Итого» меня совершенно не напугала. Всего каких-то сто двадцать две тысячи серебром. Плюс шестнадцать – за восемь телеграфных аппаратов господина Морзе. Дальше и вовсе смешные суммы. Две тысячи в год за обучение специалистов – без указания числа студентов, кстати. И рубль с версты – за профилактические работы и плановое обслуживание сложнейшей электроники. В год, естественно. Ерунда, в общем.
Телеграфная депеша из Томска в любой город России менее чем из двадцати слов стоит сорок рублей ассигнациями. В Европу – втрое дороже. А если слов больше двадцати, то каждые десять увеличивают цену в полтора раза. По Сибири почему-то вдвое дешевле. Только Ирбит, волей столичных знатоков, – это уже Урал, Пермская губерния. А в феврале-марте, когда там ярмарка проходит, провода аж звенеть от напряжения начинают, столько туда-сюда посланий летит. По сорок рублей каждое, едрешкин корень! А вы говорите…