БЕЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ
Шрифт:
Дэгни взяла пачку сигарет, протянула ее ему, затем, щелкнув зажигалкой, поднесла язычок пламени к кончику его сигареты, давая понять, что ждет. Она улыбнулась в ответ на его усмешку и села на подлокотник кресла в другом конце комнаты.
– Почему ты принял приглашение, Хэнк? Ты ведь всегда отказывался присоединиться к ним, – спросила она.
– Мне не хотелось отвергать предложение о перемирии – ведь я их победил, и они это знают. Я никогда не стану одним из них, но просьба быть почетным гостем… Я подумал, что они умеют проигрывать, что это великодушно с их стороны.
– С их
– Ты хочешь сказать – с .моей?
– Хэнк! После всего, что они сделали, чтобы остановить тебя?
– Но победил ведь я? Вот я и подумал… Знаешь, я не виню их в том, что они не смогли сразу понять, насколько ценен мой металл… ведь в конце концов они это поняли. Каждый из нас познает все по-своему и в свое время. Конечно, я понимал, что во всем этом много трусости, зависти и лицемерия, но думал, что это лишь поверхностное. Теперь, когда я доказал свою правоту, доказал во всеуслышание, я подумал, что истинным мотивом, из-за которого они пригласили меня, является то, что они по достоинству оценили металл Реардэна, и…
Он на мгновенье замолчал, и Дэгни улыбнулась, зная слова, которых он не произнес: «И ради этого я простил бы кого угодно и что угодно».
– Но все было не так, и я не понимаю их мотивов. Дэгни, я вообще не думаю, что они чем-то руководствовались, устраивая этот банкет. Они сделали это не для того, чтобы польстить мне, что-то получить от меня или оправдаться в глазах общества. Этот банкет не преследовал никакой цели, не имел никакого смысла. Им было наплевать, когда они обливали мой металл грязью, им наплевать и сейчас. Они не так уж и боятся, что я вышвырну их с рынка, их, в сущности, не волнует даже это. Знаешь, на что это было похоже? Они словно слышали, что существуют определенные ценности, которые следует почитать, и что подобный банкет как раз и является способом выражения почтения, – так они и сделали. Они похожи на призраков, движимых каким-то отдаленным эхом, доносящимся из лучших времен. Это… это выше моих сил.
– И ты еще сомневаешься в своем великодушии! – сказала Дэгни. Ее лицо напряглось.
Реардэн взглянул на нее, и в его глазах блеснули веселые огоньки.
– Почему они приводят тебя в такую ярость?
– Тебе хотелось получить удовольствие от этого банкета… – тихо сказала Дэгни, чтобы скрыть нежность, прозвучавшую в ее голосе.
– Пожалуй, так мне и надо. Не стоило ожидать чего-то необыкновенного. Я и сам не знаю, чего хотел.
– Я знаю.
– Мне никогда не нравились подобные мероприятия. Не понимаю, почему мне показалось, что все будет иначе. Понимаешь, я шел туда с таким чувством, словно мой металл изменил все на свете, даже людей.
– Да, Хэнк. Я понимаю.
– Похоже, это не то место, где следует чего-то искать… Помнишь, ты как-то сказала, что праздники должны быть у тех, кому есть что праздновать?
Огонек сигареты остановился и завис в воздухе. Дэгни сидела неподвижно. Она никогда не говорила с ним о том приеме или о чем-нибудь, связанном с его семейной жизнью.
– Да, помню, – тихо сказала она через мгновение.
– Я понял тогда, что ты хотела этим сказать. Я понимаю это и сейчас.
Реардэн смотрел прямо на нее. Дэгни опустила глаза. Некоторое время
– Самое худшее – не оскорбления, которыми тебя осыпают, а комплименты. Сегодня меня просто тошнило от них, особенно когда все время повторяли, как я всем нужен – им, городу, стране, просто всему миру. Судя по всему, в их понимании вершина славы – это когда человек имеет дело с людьми, которым он нужен. Терпеть не могу тех, кто во мне нуждается. – Реардэн посмотрел на нее: – А ты нуждаешься во мне?
– Отчаянно, – серьезно ответила Дэгни. Реардэн рассмеялся:
– Нет. Не в этом смысле. Ты сказала это не так, как они.
– Как я это сказала?
– Как делец, который платит за то, что ему нужно. Они же говорят как нищие, которые в качестве платежного требования протягивают жестяную кружку.
– Я... плачу за это, Хэнк?
– Не надо корчить из себя невинность. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Понимаю, – улыбаясь, прошептала Дэгни.
– А, ну их к черту! – весело сказал Реардэн, растянувшись на кушетке. – Общественный деятель из меня ни к черту. Да и не все ли равно? Нам плевать, что они понимают, а что нет. Главное, что они оставят нас в покое. Путь свободен. Каким будет ваше следующее предприятие, госпожа вице-президент?
– Трансконтинентальная железная дорога из металла
Реардэна.
– Когда желаете получить?
– Желаю завтра утром. Реально – через три года.
– Думаешь, сможешь сделать это всего за три года?
– Смогу, если Джон Галт… если Рио-Норт будет приносить такой же доход, как сейчас.
– Твои доходы возрастут. Это только начало.
– Я уже разработала план капиталовложений. По мере поступления денег я постепенно, отделение за отделением, начну замену старого главного пути на новый, из металла Реардэна.
– Ладно. Как только дашь знать, я приступлю к работе.
– Старые рельсы я переброшу на боковые ветки. Если этого не сделать, они долго не протянут. Через три года ты сможешь доехать по своим рельсам до самого Сан-Франциско, если кому-то вздумается устроить там банкет в твою честь.
– Через три года мои заводы будут производить металл Реардэна в Колорадо, Мичигане и Айдахо. Это уже мой план капиталовложений.
– Твои заводы? Филиалы?
– Ага.
– А как же Закон о равных возможностях?
– Неужели ты думаешь, что он продержится три года? Мы показали им такой наглядный пример, что всю эту гниль как ветром сдует. С нами вся страна. Кто осмелится остановить все это? Кто будет прислушиваться к этой пустой болтовне? Сейчас в Вашингтоне работает мощное лобби толковых людей. На следующем же заседании от этого закона и мокрого места не останется.
– Будем надеяться.
– В последние несколько недель я положил много сил, чтобы начать строительство новых печей. Но сейчас дело пошло. Я могу расслабиться, спокойно сидеть за своим столом, купаться в деньгах, заниматься пустяками, наблюдать, как нескончаемым потоком поступают заказы на мой металл, и выбирать среди заказчиков тех, кто мне нравится… Послушай, в котором часу завтра утром отходит первый поезд в Филадельфию?