Без семьи
Шрифт:
Если гроза заставала меня в то время, когда я пас нашу корову на пустырях, она выбегала ко мне навстречу и, стараясь укрыть от дождя, набрасывала мне на голову и плечи свою шерстяную юбку.
Я рассказывал ей о своих огорчениях, о ссорах с товарищами, и немногими ласковыми словами она всегда умела успокоить и образумить меня.
Ее постоянные заботы, внимание и доброта, даже ее воркотня, в которую она вкладывала столько нежности, – все заставляло меня считать ее своей матерью. Но вот как я узнал, что я был только ее приемным сыном.
Деревушка Шаванон, где я вырос и провел свое раннее детство, – одна из самых бедных деревень центральной Франции. Почва здесь крайне неплодородна и требует постоянного удобрения, поэтому обработанных и засеянных полей в этих краях чрезвычайно мало, и повсюду тянутся огромные пустыри. За пустырями начинаются степи, где обычно дуют холодные резкие ветры, мешающие росту деревьев; оттого деревья встречаются тут редко, и то какие-то малорослые, чахлые, искалеченные. Настоящие, большие деревья – красивые, пышные каштаны и могучие дубы – растут только в долинах по берегам рек.
В одной из таких долин, возле быстрого полноводного ручья, стоял домик, где я провел первые годы своего детства. Мы жили в нем только вдвоем с матерью; муж ее был каменщиком и, как большинство крестьян этой местности, жил и работал в Париже. С тех пор как я вырос и стал понимать окружающее, он ни разу не приезжал домой. По временам он давал о себе знать через кого-либо из своих товарищей, возвращавшихся в деревню.
– Тетушка Барберен, ваш муж здоров! Он шлет привет и просит передать вам деньги. Вот они. Пересчитайте, пожалуйста.
Матушка Барберен вполне довольствовалась этими краткими весточками: муж здоров, работает, зарабатывает на жизнь.
Барберен жил постоянно в Париже, потому что там у него имелась работа. Он рассчитывал скопить немного деньжонок, а затем вернуться в деревню, к своей старухе. – На отложенные деньги он надеялся прожить те годы, когда они состарятся и не в силах будут больше работать.
Однажды в ноябрьский вечер какой-то незнакомый человек остановился у нашей калитки. Я стоял на пороге дома и ломал хворост для печки. Человек, не отворяя калитки, заглянул поверх ее и спросил:
– Здесь живет тетушка Барберен?
Я попросил его войти.
Незнакомец толкнул калитку и медленно направился к дому. Очевидно, он долго шел по скверным, размытым дорогам, так как с головы до ног был забрызган грязью.
Матушка Барберен, услыхав, что я с кем-то разговариваю, тотчас же прибежала, и человек не успел переступить порог нашего дома, как она уже очутилась перед ним.
– Я принес вам вести из Парижа, – сказал он. Эти простые слова, какие нам не раз приходилось слышать, были, однако, произнесены совсем иным тоном, чем обычно.
– Боже мой! – воскликнула матушка Барберен, испуганно сжимая руки. – С Жеромом, верно, случилось несчастье?
– Ну да, только не следует терять головы и пугаться. Правда, ваш муж сильно пострадал, но он жив. Возможно, он останется теперь калекой. Сейчас он в больнице. Я тоже там лежал и был его соседом по койке. Узнав, что я возвращаюсь к себе в деревню, Барберен попросил меня зайти к вам и рассказать о случившемся. Прощайте, я очень тороплюсь. Мне надо еще пройти несколько километров, а скоро стемнеет.
Матушке Барберен хотелось, конечно, узнать обо всем поподробнее, и она начала уговаривать незнакомца остаться поужинать и переночевать:
– Дороги плохие. Говорят, появились волки. Лучше отправиться в путь завтра утром.
Незнакомец уселся возле печки и за ужином рассказал, как произошло несчастье.
На стройке, где работал Барберен, рухнули плохо укрепленные леса и придавили его своей тяжестью. Хозяин, ссылаясь на то, что Барберену незачем было находиться под этими лесами, отказывался платить пособие за увечье.
– Не повезло бедняге, не повезло… Боюсь, что ваш муж ровно ничего не получит.
Стоя перед огнем и обсушивая свои брюки, заскорузлые от грязи, он повторял «не повезло» с таким искренним огорчением, которое говорило о том, что он охотно стал бы калекой, если бы за это можно было получить вознаграждение.
– Все же, – сказал он, заканчивая свой рассказ, – я посоветовал Барберену подать в суд на хозяина. – В суд? Но это будет стоить больших денег. – Зато, если выиграешь дело…
Матушке Барберен очень хотелось поехать в Париж, но такое далекое путешествие стоило бы очень дорого. Она попросила написать письмо в больницу, где лежал Барберен. Через несколько дней мы получили ответ, в котором говорилось, что матушке нет необходимости ехать самой, но ей надо выслать немного денег, потому что Барберен подал в суд на хозяина.
Проходили дни и недели, и время от времени прибывали письма с требованием новых денег. В последнем Барберен писал, что если денег нет, то следует немедленно продать корову.
Только тот, кто вырос в деревне, среди бедняков-крестьян, знает, какое большое горе – продать корову.
Корова – кормилица крестьянской семьи. Как ни многочисленна и бедна семья, она никогда не будет голодать, если у нее в хлеву есть корова. Отец, мать, дети, взрослые и маленькие – все живы и сыты благодаря корове. Мы с матушкой также питались неплохо, хотя мяса почти никогда не ели. Но корова была не только нашей кормилицей, она была и нашим другом.
Корова – разумное и доброе животное, отлично понимающее слова и ласку человека. Мы постоянно разговаривали с нашей Рыжухой, ласкали и холили ее. Словом, мы любили ее и она нас любила. И вот теперь приходилось с ней расставаться.