Без срока давности
Шрифт:
Проблемы начались, казалось, «на пустом месте».
Вопросы, находившиеся в его ведении, были важны, и никто не удивился, когда Решетникова вызвал президент. Доклад прошел гладко, вопросы были серьезные, по сути, и ответы были соответствующие. В конце беседы президент, ломая официальный ход беседы, улыбнулся:
— Ну, будем считать протокольную часть законченной. Теперь давайте, жалуйтесь на тех, кто мешает.
Улыбка все еще играла на его лице, но глаза не улыбались. Глаза, казалось, жили отдельной жизнью.
— Я не совсем понял, — признался Решетников. — Мне никто не мешает. Мы не всегда можем сделать то, что хотим, но это естественно и никакой помощью исправлено
Улыбка сошла с лица президента:
— Вообще-то, я очень редко слышу такие ответы, — признался он после недолгого молчания. — Чаще просят кого-то приструнить, кого-то поставить на место, кому-то запретить. А ты — молодец. Спасибо, до встречи.
«До встречи» в устах президента было своего рода гарантийным талоном. Дескать, придешь ты сюда докладывать еще не раз, никуда не денешься. Работай и не волнуйся.
Так его и понял Решетников.
Через несколько дней позвонил его бывший начальник, губернатор. Поинтересовался планами, спросил, не собирается ли проведать родные места, похвастался рыбалкой. Понятно, что «просто так» такие звонки не делают. Решетников сообразил и ответил «в тон»: давно собирался, но, вот, не знал, примет ли хозяин. В ответ губернатор бурно обиделся, обозвал «оторвавшимся от родной почвы» и пообещал лично отхлестать веничком в бане.
Рыбалку отсидели добросовестно, хотя улов был неважнецкий, скудненький. После рыбалки отправились в баньку. Не в модную сауну, а в обыкновенную русскую, с парилкой. Баньку, кстати, всю полностью, смастерили губернатор с отцом и двумя братьями. И дача эта была его собственной, а не государственной. Правда, когда-то это место называлось базой отдыха завода, где нынешний губернатор в ту пору директорствовал, да чего уж помнить о таких мелочах. Другие-то и побольше умыкнули!
В баньке сидели основательно и время делили примерно поровну между парной и застольем. Но пили умеренно, больше говорили. И тема оказалась для Решетникова неожиданной и пугающей.
После самых общих тем: кого и куда вскоре переведут, кого снимут, кого назначат, все тот же «старший по группе товарищей» Иван Данилович Стецик начал настоящий разговор.
— Ты, Александр Прохорович, человек умный и работать умеешь, но в этом и твоя проблема.
— Не понял, — искренне признался Решетников.
— Вижу, что не понимаешь, потому и собрались тут. Значит, ситуация вот какая: закрутилась вокруг тебя интрига.
— Интрига? Вокруг меня? Кому это я помешал?
— Сейчас трудно сказать, но помешал ты многим и, похоже, всерьез. Иначе не было бы этой возни.
— Не понимаю.
— А ты не спеши. Мы тебе сейчас все по полочкам разложим и свой план наметим. Начнем с того, что многим ты не глянешься. Не нравишься своей независимостью, своей принципиальностью, тем, что думаешь стратегически и печешься о благе страны, которой управляешь, а не о своем кармане. Ну, я хотел сказать, что ты заботишься о своем кармане не в самую первую очередь, — понимающе улыбнулся Стецик.
— Ну, бесплатно работать я и не подписывался, — вскинулся Решетников.
— Да, что ты, что ты! — взмахнул рукой Стецик. — Какой же дурак будет на «дядю» пахать! Не о том речь. Как раз, мы считаем, что ты ведешь себя очень прилично, даже порой скромненько. Но это — твое дело. А наше дело — вот какое. Нам надо производство поднимать, расширять и укреплять. Все эти «газпромы-нефтепромы» рухнут, а заводы останутся. И потом, сколько там рабочих? Одна шушера кабинетная в основном. А на заводах этой публике делать нечего, тут рабочий человек нужен. Поэтому наша задача — развивать производство, сохраняя рабочий класс, укрепляя страну. Повторяю, в этом — наша задача. Ну, а ты, как мы думаем — человек тоже наш.
Стецик замолчал, глядя на Решетникова в упор. Дождался кивка, мол, не ошибаетесь — ваш. Продолжил:
— А раз наш, значит, и заботы у нас общие. Слишком часто стали о тебе говорить президенту, и это — плохой знак, понимаешь?
— Нет, — признался Решетников.
— Твой ответ, за который президент тебя похвалил, дескать, не ищешь виноватых, сам работаешь, не всем понравился. Тем более настораживает реакция президента. Понимаешь — почему?
— Давайте уж, рассказывайте, — попробовал улыбнуться Решетников.
— Все-таки мы в тебе не ошиблись, — одобрительно хлопнул ладонью по столу Стецик и повернулся к губернатору. — Андрей Васильич, давай.
Губернатор Луконин с готовностью принял слово:
— Значит, Саша, так. Это мне рассказал верный человек из Администрации Президента. Там тоже идет драка, каждый думает о себе и о своем будущем и ищет «запасной аэродром». Сейчас не менее трех групп волей-неволей объединились в желании тебя сожрать. При каждой возможности ссылаются на тебя. Прежде все говорили, дескать, трудно с тобой договариваться, а недавно пластинку сменили. Уже не меньше трех раз говорили президенту, вроде как в шутку, дескать. Решетников-то у нас скоро совсем самостоятельным станет. И напоминают о Касьянове. Дескать, кто Касьянова поддерживает, известно, а вот, интересно, кто стоит за Решетниковым. И самое важное, что никого из нас не называли, понимаешь?
Решетников невольно откинулся на спинку кресла. Судьба бывшего премьера Касьянова еще у всех была свежа в памяти. Работал человек, работал, а как только перестал нравиться, мигом против него объединились и выдавили.
Касьянова тогда все, кому не лень, обвиняли в том, что ему помогают «из-за бугра».
— Придумают мне покровителей «оттуда»?
— Ну, что-нибудь в этом роде, — похвалил Стецик. — Голова у тебя светлая, это точно, но одному там трудно будет. Мы тут покумекали, взвесили все и прикинули так: через пару недель начнут новую волну. Пойдет речь о том, что ты и сам плетешь какую-то интригу.
— Да, мне-то это зачем? — вскинулся Решетников.
— Вот чудак человек. Голова у тебя светлая, а выдержки мало, — мягко упрекнул Луконин. — Мы-то знаем, что ты тут ни при чем. И хотим тебя не только предостеречь, но и предохранить, помочь тебе. Так что ты сиди и слушай.
— Вот это — хорошее предложение, — усмехнулся Стецик и наполнил рюмки.
Выпили, помолчали, энергично закусывая.
— Ты, Саша, сейчас должен быть стократ аккуратнее и осторожнее и вести себя, как образцовый пионер, понимаешь? Чтобы никаких историй, в которых можно узреть при большом желании твои контакты с кем-то «оттуда». Сейчас, если ты заметил, квасной патриотизм снова растет в цене. Того и гляди, начнут ходить в хромовых сапогах и плисовых шароварах. Так что — минимум контактов. Судя по всему, сейчас на тебя начнут валить побольше таких дел, которые предусматривают частые вызовы к президенту для отчета. А тут есть две опасности. Первая, ты заиграешься и перешагнешь ту грань, которая тебя отделяет от хозяина, а это, брат, уже хамство, за которое накажут. Так бывало, и будет еще со многими. Вторая, если ты не ошибешься, то тебе помогут. В крайнем случае, спровоцируют обоснованное недовольство президента. Он — тоже человек и подвержен всем земным слабостям. Игра эта, Саша, серьезная, рискованная. Мы не планировали ее для тебя, но так получилось в силу обстоятельств. Зато теперь, если выдержишь, можно подумать и об очень серьезном деле.