Без своей жизни
Шрифт:
Я был страшно доволен своим телебиовизором и решил похвастаться перед ребятами, поэтому пошел к Чистюле. Но я не успел ему ничего показать. Не дойдя до калитки, я увидел, как по воздуху плывет Чистюля, а рядом с ним несчастный замученный кот, над которым Чистюля все время издевался. Кот не мог даже пошевелиться, я только видел его расширенные от ужаса глаза.
— Эй, Чистюля! — крикнул я.
Он приложил палец к губам, делая мне знак молчать, а другим пальцем поманил к себе. Я перепрыгнул через забор, а Чистюля опустился на землю.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Он
— Кто ушел?
— Мой папа. Понимаешь? Он забыл запереть старый сарай.
— Но ведь там…
— Вот именно. В нем он держит свою машину времени.
— Чистюля! Ты что, собираешься сунуть туда кота?
— Почему бы и нет? Папа никогда не опускал в нее ничего живого. Посмотрим, что получится.
Мне его идея не понравилась, но уж очень хотелось посмотреть машину времени. Интересно узнать, как она выглядит. Ведь папа Чистюли ее никому не показывал.
— Что, — спросил Чистюля, — трусишь?
— Нет, но как же кот?
— Тоже мне! Подумаешь, кот…
Действительно, это был всего лишь кот. Я двинулся за Чистюлей, и мы проскользнули в сарай, прикрыв за собой дверь. В центре сарая стояла машина времени. Она не выглядела как-то особенно; обычная воронка, хоть и большая, а в одном, самом широком месте, обмотанная множеством проволочек. К специальному колесу крепился примитивный пульт управления, который с помощью разноцветных проводов соединялся с воронкой. Высотой машина доставала мне до груди, поэтому я снял телебиовизор и положил на ее край, чтобы заглянуть внутрь. В это время Чистюля включил питание, и я отскочил как ошпаренный, потому что в самом деле от неожиданности испугался.
Постояв чуток, я вернулся, чтобы заглянуть еще раз. Внутри воронки крутился водоворот из сметаны: густой, жирный, блестящий и… живой! В нем виднелась жизнь! И так потянуло меня броситься туда вниз головой, что пришлось изо всех сил держаться за край воронки, чтобы этого не сделать. Кто знает, может, я в конце концов и прыгнул бы, но кот у Чистюли неожиданно высвободился. Не знаю, как ему удалось, ведь он был свернут в клубок и буквально застегнут на пуговицу. Может, Чистюля зазевался, но я думаю, кот пронюхал, что его ожидало. Так или иначе, он висел над воронкой машины, а Чистюля приготовился или его туда сбросить. Вот тогда-то коту удалось вывернуться и он заорал, распушив хвост и загребая лапами воздух, чтобы не упасть в водоворот. В последний момент, уже падая, он ухитрился как-то извернуться и когтями одной лапы зацепиться за край воронки, а другой — за мой телебиовизор. Я вскрикнул и потянулся, чтобы спасти аппарат, но было поздно: он упал в белую кашу и тут же исчез. А кот, взобравшись по столбу, сидел на одной из перекладин, громко мяукая.
Тут открылась дверь, и появился папа Чистюли. Я подумал, что теперь уж мне здорово влетит, но он молча смотрел то на Чистюлю, то на меня, а потом сказал:
— Стив, выйди, пожалуйста.
Я выскочил за дверь так быстро, как только мог, но через плечо еще раз оглянулся — Чистюля побледнел и задрожал. Я знал, что его ожидает наказание, и, хоть он его вполне заслужил, мне стало Чистюлю жалко. Но даже останься я — чем бы ему это помогло? Так что я был доволен одним тем, что вышел сухим из воды. Но потом понял, что о везении говорить рано.
Не знаю, наверное с перепугу, но я пошел прямо домой и рассказал папе всю правду. Папа снял ремень и задал мне перцу. Мне показалось, делал он это без особой охоты, потому что и ему надоели проделки инопланетян.
Несколько дней я сидел дома. Ведь если куда пойти, придется проходить мимо дома Чистюли, а мне не хотелось с ним встречаться, по крайней мере сейчас.
Скучно было очень и я готов был расплакаться, но тут пришел Малыш со своим папой и принес очки.
— Не знаю, подойдут или нет, — сказал папа Малыша. — Я шлифовал их на глазок.
Очки ничем не отличались от обычных, только стекла были исчерчены прерывистыми линиями, разбегающимися во все стороны. Я надел очки — они оказались чуть великоваты, но с носа не падали. Я огляделся; двор был таким же, как и всегда… только чуть-чуть странным. Понимаете, стоял отличный августовский день, светило солнце, но когда я надел очки, то вокруг как будто потемнело и стало холодно. И еще меня охватило непонятное чувство, от которого я весь передернулся. Да, свет был какой-то странный, но это чувство, что я нигде не нахожусь… Плохое оно было или нет — я не смог бы объяснить, спроси меня кто-нибудь.
— Ну, что видно, сынок? — спросил папа.
— Все стало каким-то непривычным.
— Покажи-ка мне. — Он снял с меня очки и надел их сам.
— Ничего особенного не вижу, — сказал он. — Только все вокруг перекрашено.
— Я же вам говорил, — сказал папа Малыша, — видеть иначе могут только дети. Мы с вами слишком прочно вросли в действительность.
Папа снял очки, покрутил в руках.
— Видел Граничников? — спросил он.
Я покачал головой…
— Здесь их нет, — объяснил Малыш.
— Чтобы увидеть Граничников, — добавил папа Малыша, — надо идти к Картеру.
— Ну так кого же мы ждем? — спросил папа.
И мы вчетвером отправились к Картерам.
В доме никого не было. Странно, ведь всегда кто-то оставался — или сам Картер, или его жена, или садовник Оззи Бернс — даже когда они уезжали в город или куда еще.
Мы стояли на дороге, а Малыш внимательно высматривал, но не заметил Граничников ни в саду, ни в поле. Папа нетерпеливо покашлял. Я знал, о чем он думает — о том, что инопланетяне сыграли над ним шутку. Но в этот момент Малыш очень взволнованно сказал, что видит Граничников на краю пастбища — там, где начинались леса Черной Долины и где стоит сарай Энди.
— Дайте своему мальчику очки, — сказал папа Малыша, — чтобы и он мог посмотреть.
Папа протянул их мне. Сначала я не различал даже знакомых деталей, но скоро привык к очкам и, в самом деле, увидел на дальнем краю пастбища движущиеся фигуры, похожие на людей, но очень странные, напоминающие клочки дыма. Я подумал даже, что если дунуть как следует, то они растворятся.
— Видишь что-нибудь? — спросил папа.
Я ответил, что вижу, а он, задумавшись, потер подбородок так сильно, что у него аж щетина заскрипела под пальцами.