Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории
Шрифт:
Царь, данник Крыма, становился как бы главой Церкви, он мог вмешиваться в ее дела.
Начало согласию русских священнослужителей положил Церковный собор (1551), где приняли Стоглав – кодекс норм жизни духовенства и его отношений со светской властью. Документ узаконил передел ордынской Церкви в пользу Руси и Ивана Грозного. В ответ благодарная власть для каждого из духовных владык выстроила в Москве палаты с храмом, ему принадлежащим, каждому назначила земли, доходы, милостыню.
Резиденцией владыки Сарайской епархии стал Крутицкий монастырь, что на берегу Москвы-реки,
По царскому же праву затевала она военные походы на Касимов, Казань и Астрахань, а также на Кавказ – вотчину Албанской церкви… Политика упорно твердила: без царя не будет России, а без Церкви не будет царя.
Стоглав – это важная ступень обретения русскими титула «царь».
Царь Иван IV опричниной расколол страну, политикой поделил ордынскую Церковь, а весь благочестивый народ Орды – на русских, людей Рюриковичей, и на татар, сторонников Чингизидов. Как горячим ножом резанул. Зато это позволило государству – законно! – убивать одних, возвеличивать других.
Тогда и пришел к нам «поганый татарин», «герой» российской истории. Государство и народ навечно стали врагами. Татар, вернее староверов, в Орде было абсолютное большинство, их начали уничтожать, чтобы укрепить новую власть – московскую. Уничтожали масштабно, тысячами, отправляя карательные отряды в татарские земли. Строго говоря, «староверские» земли начинались к югу от Москвы-реки, они лежали напротив самого Кремля. На географической карте сохранилось немало следов политики тех лет. Иные следы сохранились до деталей.
Мещера – это страна, покрытая шрамами.
Но в стремлении укрепить свое право на власть царь не видел подданных, не слышал эха своей политики, не думал об отзвуках своих кровавых дел. Историки отчаялись понять мотивы его поступков. Он и сам не понимал, где враги, а где друзья. Еще бы, против него были брошены лучшие силы ордена иезуитов. (19) Измена таилась повсюду. Посланники папы проникали в среду самых доверенных людей. Они, исполняя волю «наместника Христа», даже не вели, а силой тащили противящуюся Московскую Русь к христианству, о чем русский царь, кажется, и не догадывался. Не ведал, что уничтожал он не татар, а ордынское «староверие».
Исподволь, будто бы сама, в русском государстве вызревала Смута, умело посеянная иезуитами. Но врагов видели не в Кремле – в Касимове. Или где-то еще.
Почему молчал Карамзин?
Незримая мера силами Москвы и Касимова шла до 1558 года, Русь не сразу взяла верх в том состязании, она долго и коварно вынуждала принять ее условия. Лишь вконец разорив и измотав всю Мещеру, Москва заставила касимовского царя перейти к ней на службу.
Нельзя передать те чувства, что испытывал гордый пожилой человек, которого взяли прислуживать самовлюбленному русскому царю. Благо не долго тянулась мука. После скорой смерти несчастного службу в Москве понес его сын, Саин Булат, о чем известно чуть больше.
Саин Булат быстро понял, кто «старший брат», и понимание показывал тем, что садился не на трон, а у трона. Ступенькой ниже. Однако выше московских бояр и удельных русских князей. Два царя обязаны были мирно ужиться в Кремле – оба наследника понимали: решалась судьба наследства Золотой Орды, один из них должен пересидеть другого и остаться на троне в одиночестве.
Иначе говоря, Кремль жил обстоятельствами, которые складываются, когда из безвестного «городишки» рождается новая страна. Терпя и воздерживаясь.
А страсти закипали порой неожиданно, там, где никто их не ждал.
Скажем, нынешние «источники» утверждают, что Касимов (бывший Мещерский Городок) основал Юрий Долгорукий, или, иначе говоря, Москва старше Касимова. При Юрии о том не знали. Вернее, знали совсем иное… Мещерский Городок стоял на дороге, по которой русские князья ездили за ярлыками на княжение. Той дорогой ордынские баскаки возили дань со всей Руси.
Но кто-то в Кремле старался сохранить чистую память об Орде, а кто-то – наоборот, быстрее удалить ее, что порой служило причиной конфликтов.
Носители «старой веры» не умели лгать! Они помнили адат, что прошлое изменять нельзя, за этот грех следует кара Божья. Так, если сказитель что-то неверно говорил о предках, ему отрезали язык или голову, таков был обычай. Покой предков не тревожили, в этом появлялась едва ли не самая глубокая черта морали тюркского мира. «Не лги» – заповедь тюрка!.. Но в Москве не все желали помнить об этом.
Легендой о Долгоруком московские политики устраняли «неприятные» им воспоминания, а заодно «усекали» корни одному из царей, то есть унижали его: старшинство многого стоит у властолюбцев… С глухого шепотка, с нехитрых легенд начиналась подмена общественной морали. Власть училась обманывать себя и народ настолько, насколько заблагорассудится правителю.
Это и есть фальсификация истории, тогда началась она в московских землях.
В Москве, конечно, знали старинное имя Касимова – Кызы-Кирман. Города с таким названием известны в Великой Степи: Вослан-Кирман, Ин-Кирман, Ислам-Кирман. Кызы-Кирман – это ворота в Мещеру, одна-единственная дорога сюда из Орды, вот смысл, что стоял за старинным топонимом.
Второе значение Кирман – «опоясанный». «Опоясанный» лесом, болотом. Для степняка это звучало предупреждающе, он знал: вперед пути нет… Касимов оказался интересным для географа. (20)
Город удивил меня, скажем, своими древними, едва приметными курганами, что на правом берегу Оки, хотя сам Касимов на левом ее берегу… Столь ли важно, где стоит город? Что окружает его? Важно. Наблюдение показывает: курганы не связаны с городом и с Золотой Ордой! Они более древние и относятся к периоду Великой Степи, граница которой на севере шла как раз здесь – по Оке и Москва-реке.
Цепь курганов – это след древней границы. Я знал, что в русском языке один из смыслов тюркского слова «курган» и есть «граница». Для маркировки территорий порой возводили ложные курганы. Без захоронения.