Без Веры…
Шрифт:
Он бодрился и пытался угрожать мне, но я видел, что он если и не сломлен окончательно, то уже боится. Даже если ситуация с Парахиным не разрешится в мою пользу, его верный клеврет заречётся размахивать руками возле моей физиономии!
Как я высидел следующий урок у нашего требовательного и занудного латиниста, даже не могу сказать. Не помню! Что-то писал, отвечал и даже получил пятёрку. Всё машинально, на автомате.
А впрочем, было бы удивительно, если бы я получил оценку более низкую. Я хоть и не успел получить степень бакалавра, но по моим прикидкам, латынь я знаю если и
Пока в гимназии не кончатся уроки, учеников не выпускают за ограду без записки учителя, что такому-то стало плохо, или что он уходит про неотложному делу. Причём записка считается действительной, только если ученик имеет хоть сколько-нибудь положительную репутацию, а её подделка – страшным грехом в глазах гимназического начальства.
Это не значит, что ученики сидят за оградой от звонка до звонка! Вот уж нет… заборы освоены хорошо, а некоторые сорви-головы на приличном уровне владеют зачатками паркура, натренированные набегами на чужие сады.
В качестве тренеров выступают сторожа с берданками, а в качестве допинга – соль в патронах, и соли там помещается ну о-очень много… Так же неплохим стимулом является родительский ремень или розги, когда чадо приводится за ухо. Причём сам факт набега большим грехом в глазах окружающих не является, а вот попасться, это да…
Гимназию мы покидали по всем правилам военного искусства, слаженно перебираясь через заборы и окружными путями, дабы не попасться на глаза выглядывающим из окон педагогам, перебирались через Малую Лубянку в один из соседних дворов с полудюжиной флигелей. Здесь нас не то чтобы привечают, но и не особо гонят.
Драться договорились за одним из флигелей, отведённым под проживание прислуги. Любопытствующие лакейские рожи сразу повысовывались из окон, вполне приятельски общаясь с гимназистами.
– Цирк, – оперевшись локтями на подоконник второго этажа, довольно ухнул какой-то разбитной малый лет двадцати, похожий ухватками на полового из трактира.
Я чувствовал себя каким-то гладиатором на минималках. Колизей, в котором мне предстоит выступать, это небольшой дворик перед флигелем, сараи и забор. Зрителей человек под семьдесят, что по гимназическим меркам далеко не аншлаг. Некоторые драки собирают без малого всю гимназию…
– Ну что, жирный, – громко сказал я, – готовься!
… и зубами – клац-клац! Не знаю, чего мне стоило произнести эту фразу, да ещё и соответствующим видом, но надеюсь…
– В землю вобью, – раздувая ноздри, посулил Парахин, отдавая кому-то из толпы верхнюю одежду и закатывая рукава. С трудом подавив страх, я пренебрежительно сплюнул, и плевок мой немногим не долетел до его ботинка.
– Молись, – надтреснутым голосом сказал Денис, отводя руку назад и бросаясь вперёд.
"– Кабан!" – мелькнула у меня дурацкая мысль, влезшая в голову совершенно не ко времени. Увернувшись с трудом, я оказался чуть позади, но слишком далеко для хорошего удара. Не сразу это поняв и неверно оценив дистанцию, я всё-таки попытался садануть его носком ботинка по ноге, но в итоге получился скорее поджопник.
Зрители заржали, оценив ситуацию, а Парахин, развернувшись на месте, махнул рукой наотмашь. И снова, и снова…
Я увернулся раз, другой. А потом, улучив момент, шагнул под удар, скручиваясь вперёд-вправо – так, что кулак едва не чирканул меня по уху, и навстречу – ногой по голени!
Попал не слишком удачно, но – попал, и Парахин сбился. А я, развивая успех, саданул ещё раз по голени, но в этот раз вышло куда как удачней!
– Ах ты ж… – согнувшись, взвыл он белугой, обложив меня по матушке.
"– Это он зря… – мелькнула мысль, – но вообще – удачно для меня!"
Не теряя времени, прошёл под правую руку и снова ударил ногой, но в этот раз – не по голени, а по колену. Со всей силой!
Ахнув, Денис начал заваливаться на землю, белый как мел от болевого шок. А я, пока он ещё стоит, подскочил и продублировал удар. Явственно хрустнуло…
… а потом я бил ногами по голове – быстро, сильно, целясь носком ботинка по зубам. Пока не оттащили.
Глава 4
Шахматный этюд
Окна в классе выходят на улицу, и по давно заведённому обычаю, их наглухо закрывают, чтобы уличный шум не мешал гимназистам. Почему бы не перенести экзамены в другое помещение, выходящее во внутренний дворик гимназии, лично мне судить затруднительно, но наверное, какие-то соображения всё-таки есть.
На переменах классы проветривают, выгнав всех учеников прочь, но в этом нет почти никакого смысла. До герметичности подводной лодки помещению далеко, но нельзя сказать, чтобы дирекция не стремилась к этому идеалу!
Окна и двери подогнаны исключительно хорошо, и стоит только последнему из учеников усесться за парту, а учителю закрыть дверь, как через десять-пятнадцать минут в классе становится душно, и чем дальше, тем больше. Сейчас конец мая, погода стоит самая солнечная и тёплая, отчего наши мучения становятся вовсе невыносимыми.
По гимнастёркам расползаются пятна пота, начинаясь на спинах и подмышками. Сорок активно потеющих мальчишек в пубертатном возрасте, и не все из них имеют привычку, да и саму возможность, мыться каждый день! Сорок пар начищенных ваксой полуботинок, сорок открытых чернильниц, помада для волос и одеколон у тех, кто тянется за модой, и нечищеные зубы у нерях, что пренебрегают не только модой, но и гигиеническими процедурами.
Это ещё далеко от портяночных ароматов казармы, но её предтеча! Запахи не сшибают с ног, но переплетаясь самым причудливым образом, образуют своеобразный букет, раздражающий обоняние и без того взвинченных гимназистов.
Копья солнечных лучей, пробиваясь через прозрачные щиты оконных стёкол, вонзаются нам в головы, вызывая головокружения и приступы удушья, дурноты и обмороки. Тишину нарушает лишь сопенье гимназистов, поскрипывание пёрышек да бумажный шелест.
Ползающая по окну большая муха, перезимовавшая зиму, иногда начинает биться о прозрачное стекло с громким жужжанием. Отвлекает это просто необыкновенно, но учителю, Францу Иосифовичу, нет до наших страданий никакого дела. Он спокойно листает страницы какого-то справочника на немецком, поглядывая изредка на нас поверх страниц и вновь погружаясь в чтение.