Без выбора
Шрифт:
Рома открывал дверь толчком. Злость в нем не поутихла.
Вита лишь мельком осмотрела комнату. Большая, явно рассчитанная на комфортное проживание двух человек. Гигантская кровать, комод, мини-диван. Всё выполнено в сдержанных серых и коричневых тонах. Приятно для глаза и совершенно неуютно, в понимании Виты. Не хватало милых мелочей, безделушек, придающих комнате колорит.
Звук закрывающейся двери заставил Виту обернуться.
Роман смотрел на неё. Не моргая.
Взгляд обжигал, по-другому и не скажешь. Нервировал.
Вита поспешила отойти от мужчины.
– Губастая!
От тихого раскатистого баса, внизу живота скрутило, и это не имело общего ничего общего с возбуждением, которое положено испытывать новоиспеченной жене.
Скорее угроза. Предупреждение.
Да что за мужики эти Багровские! Один предупреждает, другой специально пугает, обзывается, зная, как она не любит это прозвище.
– Рома, какого… - она сделала шаг назад. Ещё один. Уперлась ногами в кровать, хорошо, что не рухнула. Вита не сводила настороженного взгляда с мужа, который хищно оскаливался. На его лице не было и толики нежности. Лишь агрессия. – Что происходит, Ром?
– А ты не знаешь?
– Нет, - она мотнула головой для убедительности, пытаясь из последних сил балансировать на грани и не рухнуть в пропасть. – Знала бы - не спрашивала.
– Раздевайся, Вита, - пауза.
– По-хорошему.
– Значит, вот как, - её голос охрип, сердце подскочило и забилось где-то в горле. – Рома, да что случилось? Чем я тебя разозлила? Конкретно я! Ты смотришь на меня с ненавистью.
– Ты так на меня всегда смотришь.
Рома начал раздеваться. Сорвал галстук, швырнул его на пол. Пиджака на мужчине уже не было. Пуговицы, отрываясь, падали на пол. Рома рвал одежду, не церемонясь.
Так же поступит и с ней?
– Ром, послушай. Я не знаю, чем тебя разозлила, - Вита пыталась до него достучаться. Впервые за время их общения ни дерзить, ни ерничать не хотелось. Хотелось, чтобы он успокоился, пришёл в себя и перестал пугать её. – Тем, что танцевала с Владом? Ты сам разрешил. Да, я ему улыбнулась, пытаясь…
Её прервал грубый мат.
– Видишь, Губастая, всё ты знаешь и всё ты у меня понимаешь, - верхняя губа Романа дернулась, крылья носа расширились. – Специально злила. Мне, мать твою, ты так ни разу не улыбнулась. Что бы я ни делал. Всегда только… Ааа, плевать! Что есть, с тем и будем иметь дело.
Он рывком вытащил рубашку из-под брюк, обнажая крепкую грудь и литые плечи с крепкими мускулами, что сейчас были напряжены. Вены проступали сильнее, выказывая внутреннее напряжение.
– Нет, Ром, послушай меня, - Вита в последней попытке выставила руку вперед. Жалкая преграда, но хоть такая.
Девушка видела тьму в глазах мужа. И она ей не сулила ничего хорошего.
– Я переборщила, признаю! Ром, да услышь меня! – закричала она, с нарастающей паникой наблюдая, как белоснежная рубашка тоже летит на пол. Мужчина взялся за ремень, расстегнул его, дернул из шлевок. – Вот ты сейчас злишься, да? Хочешь на мне сорвать злость? Отлично! Давай! Изнасилуй меня! Порви! Задери платье и изнасилуй меня! Ты же пять лет меня берег для себя… чтобы вот так… да…
Всё-таки
Пусть эта сволочь получит, что хочет! Пусть даст ей окончательный повод для ненависти. И потом уже никогда ни на что не рассчитывает!
Платье снималось плохо, с трудом. Рвалось, но у неё не хватало сил, чтобы справиться с тканью. Руки дрожали. Перед глазами мелькнуло обручальное кольцо. И его надо снять! Швырнуть в лицо Багровскому, чтобы подавился от своей злости.
Не будет между ними ничего хорошего!
Она как раз сорвала лиф, оголив грудь, когда ее ладони накрыли мужские руки. Слезы застлали глаза. Вита не сразу поняла, что именно произошло, и каким образом изменилась ситуация в комнате. Саму девушку била мелкая дрожь.
– Пусти, - Вита попыталась скинуть руки, вырваться. – Хотя нет, давай!.. это же твоё!
Она поменяла их руки местами. Сжала одну и повела в сторону, накрыв его ладонью обнаженную грудь. Сосок от холода и страха превратился в камушек.
Вита вдавила его руку себе в грудь, намеренно делая больно. У неё словно слетел предохранитель с инстинкта самосохранения.
– Вита…
Собственное имя упало на Виту. Пыталось пробраться сквозь треснувшее стекло, которым сейчас воспринимался мир, и не получалось. Девушка не слышала, как изменился голос, интонация. Не заметила, что ушла Губастая.
Она лишь часто дышала, молясь, чтобы побыстрее всё закончилось. Хотя нет, Багровский будет насиловать её долго, судя по тем взглядам, что он на неё кидал.
Ничего… ничего… Она соберется и…
Её взяли за подбородок и властно приподняли его, заставив посмотреть в лицо мужчине.
Рома стоял рядом, очень близко, между ними и расстояния почти не было. Вита даже не услышала его шагов.
– Что?! – выдохнула она, думая, что кричит, на самом деле говорила почти шепотом. Близость мужчины ещё больше подкосила её.
Дальше – хуже.
Потому что она не была готова услышать тихий голос со знакомой бархатной хрипотцой:
– Прости меня, девочка. Прости… Совсем еб**ся от ревности. Не могу… Ничего не могу поделать. Моя ты. И меня на части рвет от всего… Я…
Он сам себя оборвал, склонив голову и прижавшись лбом ко лбу Виты.
Девушка замерла, позабыв, как дышать. Со стороны они выглядели очень странно. Она взъерошенная, с голой грудью. И он нависает над ней, чувствуя рукой, как истошно бьется её сердце, того и гляди, вырвется наружу. Разобьется, и уже не собрать.
– Прости, - снова выдохнул он, - что испугал своей долбанной ревностью. Но ты улыбаешься не мне и всё, меня кроет. Вита, не шути так больше. Прошу тебя.
Его голос опускался на её обнаженные плечи, лаская и успокаивая. Вита рада бы и дальше побушевать, высказать всё, что накопилось, но весь запал прошел, испарился непонятно куда и отчего. Неужели от слов Ромы? От его признания?