Бездомные скитальцы
Шрифт:
За сверхпрочным стеклом сначала появились звезды, потом из темноты стала постепенно проступать сероватая Земля. Пепельный слой атмосферы сначала окрасился голубой полосой, которая превратилась в расширяющийся на глазах клин, упирающийся в черноту космоса. Затем голубой клин стал багровым, потом золотым. Четкая линия клина вдруг сгорбилась, как-то напряглась и взорвалась наконец ярким диском Солнца. Солнце
— Бросок к Сатурну через четыре витка, — так некстати ворвался в шлемофон голос пилота Вилли Крафта. — Будем синхронизироваться по времени и, войдя в точку перехода, «прыгнем» к Сатурну. Команда свободна. Крис и я займемся сближением. Стыковка с межпланетным блоком — на следующем витке. Можно снять скафандры. Пит, экипаж поздравляет тебя с выходом на орбиту. Советую полюбоваться нашей планетой.
Но Питу было не до советов. Теперь он не был пассажиром, балластом или чем-то там еще. С этой минуты ему предстояло работать, исполнять то, ради чего он, собственно, и был направлен в эту экспедицию. Они — в космосе, а значит, начало действовать то, что приводило этих милых на Земле людей ко всяческим перепалкам, неладам, ссорам.
По совету Лили он включил индивидуальный дисплей, который позволял наблюдать за пилотами. Эти люди были сейчас самыми занятыми членами экипажа, и осуществляли они отнюдь не наземную тренировку по сближению и стыковке двух космических систем. Питу было интересно, насколько изменилась психология этих астронавтов при работе в реальных условиях. Раньше они понимали друг друга с полуслова.
Но теперь, как выяснилось, до взаимопонимания было далеко. На дисплее и в наушникахучто-то пошаливало, и до Пита доносились только обрывки перепалки:
— Вилли, скорость великовата, притормози…
— Ты ошибаешься, Крис, скорость нормальная. Глаз человеческий — прибор верный. Особенно глаз астронавта…
— Мы живем… (далее последовало что-то неразборчивое), еще раз сверься с дисплеем…
— Что ты все время тычешь меня в этот… (опять помехи), когда у меня есть собственные глаза. И двадцать стыковок за спиной…
— А у меня на дисплее…
— Все, Крис, хватит! Беру управление на себя… Потом изображение на дисплее исчезло, сменившись круговертью ярчайших красок, а голоса астронавтов сменило змеиное шипение. Это продолжалось, к счастью, недолго, и Пит еще застал конец разговора:
— Скорость? — послышался запрос Вилли.
— 0,3…
— Что же ты раньше путал?
— Я говорил то, что видел на своем индикаторе: не больше и не меньше, — Крис был раздражен, хотя Питу раньше казалось, что у него не бывает срывов.
В дальнейшем стыковка проходила без осложнений: Вилли давал четкие команды, а Крис четко их реализовывал.
Пит не отрывался от экрана дисплея. После стыковки пилоты, как это положено, должны были хотя бы извиниться друг перед другом за несдержанность, но, к его удивлению, примирительные слова не были сказаны. Пилоты, казалось, забыли о размолвке…
Жилой отсек межпланетного корабля был невелик. Еще на тренировках Пит обратил на это внимание Криса, и пилот объяснил, что все остальное в корабле — импульсный двигатель, представляющий собой, по сути дела, ядерный реактор.
«Да он и не нужен, жилой отсек, — объяснил тогда Крис — Полета к Сатурну, как такового, не будет. «Нырок» к планете займет всего лишь миг».
— Две минуты до главного импульса, — послышался в шлемофонах голос с металлическим тембром. Это докладывал главный, компьютер. — Напоминаю, что перелет не сопровождается перегрузкой, смещение в пространстве всех членов экипажа прогнозируется без осложнений. Однако напоминаю пилоту Вилли Крафту, что после перелета в его задачу входит действовать строго по инструкции. Информацию дадут мои радары. После пятнадцати секунд бездействия пилота беру управление на себя, в случае ошибки — тоже,
«Опять эти компьютеры… — с неудовольствием отметил Барк. — И здесь судьба человека подчинена логике бездушной системы…»
Пит, в свою очередь, посчитал замену человека машиной вполне оправданной. Он еще не забыл размолвки при стыковке.
— Внимание… — раздалось в шлемофонах. — Реактор вышел на режим, превышение уровня излучения на десять процентов… Старт. 5, 4, 3, 2, 1… Импульс.
Что-то тревожное шевельнулось в сознании Барка…
Краем глаза Пит успел отметить яркую вспышку. Звезды словно вздрогнули, потом сместились и исчезли… Земля провалилась в ярком пламенеющем пространстве… Невольно Пит зажмурился.
Открыв глаза, он ахнул и, спохватившись, виновато огляделся. Все астронавты сидели с приоткрытыми ртами, напряженно всматриваясь в иллюминаторы. Пит последовал общему примеру и… сглотнул слюну.
…Совсем рядом плыла огромная планета. Она казалась какой-то непрочной, и у Пита было ощущение, что планета дышит. На ней не было видно ни материков, ни морей, ни океанов. Безликость ее пугала. Пит невольно отшатнулся от иллюминатора, чтобы взглянуть туда, где была родная Земля. Ее, конечно, не было видно, и ему вдруг стало тревожно и одиноко. Там, где он хотел увидеть Землю, бездушно сияли холодные звезды.
Когда Пит вновь обратил свое внимание на Сатурн, то почувствовал себя как на треке. Он встряхнул головой и взглянул опять в иллюминатор.
Из-за горизонта огромной планеты вырывались яркие солнечные лучи, а в них, кувыркаясь, стремительно и беззвучно проносились ледяные горы. Льдины искрились, переливались, меняли свои формы, а затем исчезали во тьме.
«Бриллиантовые призраки», — окрестил их Пит.
Тут все заговорили разом, восхищаясь и удивляясь. Один лишь Дайв, сказав: «Какая прелесть!», делал какие-то пометки в блокноте.
За стеклом иллюминатора показалась летящая скала, острозубая, словно хищник, готовый проглотить корабль. Она приближалась с каждой секундой, все шире раскрывая свою пасть-грот, как вдруг остановилась, а затем, крутясь, словно манекенщица, стала медленно показывать себя со всех сторон. Лили и Бат запричитали и кинулись к телекамерам, чтобы снимать, записывать, диктовать.
Внезапно в поле зрения Пита оказался вылетевший из-за горизонта огромный камень. Через считанные мгновения он беззвучно врезался в летящую рядом с кораблем ледяную гору, превратив ее в ледяные осколки. Светящиеся мельчайшие льдинки разлетелись в разные стороны и заиграли в лучах Солнца. Пит не поверил себе: на его глазах родилась настоящая, ярчайших цветов радуга. Это было противоестественно. Пульсирующая планета, черный космос, косые лучи золотого Солнца, беззвучно летящие фантастические ледяные глыбы и… живая земная радуга.