Беженцы и победители
Шрифт:
Когда туман начинает рассеиваться, чехословацкие воины грохочут подкованными сапогами по какому-то деревянному мосту. Внизу шумит речка. По обеим сторонам широкой, покрытой щебенкой дороги стоят побеленные домики с закрытыми ставнями. Это Махнувка.
Машина с полевой радиостанцией, обогнав колонну, круто сворачивает влево и останавливается за крытым шифером амбаром. Опрятный домик с узкой верандой обращен фасадом на запад. Вместе с амбаром он образует прямой угол, открытый к дороге. Место словно специально предназначено для передового
Вокруг деревни простираются поля, а метрах в восьмистах к югу тянется гряда холмов, покрытых лесом, откуда доносится смоляной запах. Все как в Крконошах. Это и есть предгорья Карпат. Справа открывается вид на деревушку с костелом и довольно высокой колокольней. Судя по карте, это Бобрка.
Колонну обгоняет джип генерала Свободы. Генерал торопится во второй батальон, передовая рота которого вступила в Махнувку еще до рассвета. Части советского 25-го танкового корпуса наступают впереди него.
Владя оставляет Яна Штаймара и Карла Валеша со всем отделом возле штаба, который будет следовать вместе с ПКП командира бригады, а сам выезжает в передовой отряд.
Чтобы узнать что-либо о противнике, необходимо войти с ним в соприкосновение. Пока не похоже, чтобы враг собирался отступать. Но как долго он намерен удерживать Кросно и прилегающие к нему леса и какими силами — неизвестно. Не получает командир бригады информации ни о положении действующих впереди частей 38-й армии, ни об обстановке, сложившейся у соседей справа и слева, — не работает связь.
— Шмольдас!
— Слушаю, пан генерал!
— Чем они там заняты? — кивает командир бригады в сторону походной радиостанции.
— Пытаются установить связь, пан генерал.
— Ну и когда же она заработает?
В ответ Шмольдас лишь неопределенно пожимает плечами.
— Поедете со мной к Загоре! — кивает Свобода трем офицерам.
Все садятся в джип.
— Придется действовать по обстановке, ведь поставленные приказом задачи все еще не выполнены, — сердито напоминает подчиненным генерал…
Неожиданно с опушки леса доносится стрельба. Едущий навстречу джипу бронетранспортер резко тормозит, и штабс-капитап Гавлас докладывает командиру бригады, что противник открыл огонь по высотам южнее Бобрки. Похоже, стреляют из орудий крупного калибра.
— Потери есть?
— Несколько раненых.
В этот момент головная рота второго батальона покидает село и развертывается в цепь.
Гитлеровцы усиливают огонь. В сторону чехословацких воинов с устрашающим шелестом летят мины. Глухо рвутся снаряды, и осколки их ложатся все ближе и ближе.
— Берегись, ребята! — предостерегает командир.
— А-а-а-а! — пронзительно кричит какой-то солдат. — А-а-а! — Он делает еще два или три нетвердых шага и падает замертво.
— Ложись! Быстро окопаться! — перекрывает свист осколков и грохот снарядов голос командира.
Сделать это под огнем противника не так-то просто, но необходимо. В такие драматичные
Как только огонь противника ослабевает, к позициям батальона подъезжают артиллеристы. Они устанавливают орудия на виду у немцев, но те и не пытаются воспользоваться этим. А может, они намереваются отойти?
— Пан подпоручик… — наклоняется к уху командира Тоник Козак и чуть слышно шепчет: — Там, на обочине…
— Говори, только не показывай, — предупреждает его Станда Валек.
— Хорошо. Так вот, пан подпоручик, в кювете, за кучей щебня, кто-то шевелится.
Валек прикладывает к глазам бинокль:
— По-моему, там никого нет.
— Есть, — упорствует Тоник. — Я видел собственными глазами.
— Тогда возьми ребят и быстро выясни, кто там прячется.
Пока Тоник с солдатами ползут к куче щебня, Валек выдвигает вперед один из взводов, а сам перемещается на правый фланг.
Как только Козак и его группа приближаются к кювету, оттуда вылезают двое с поднятыми руками. Зеленая форма, пилотки, продолговатые петлицы на воротнике — не иначе как словаки.
— Наздар, парни! Откуда вы взялись?
— Вы чехи?
— Ну конечно! Да опустите руки и объясните, где остальные.
— Остальные? Но нас только двое. Мы к русским бежали.
— Кто же вы такие?
— Шоферы, привезли немцев на передовую.
— Когда?
— Сегодня ночью. Вон к той далекой горе.
Солдаты недоуменно молчат, потом кто-то решительно заявляет:
— Пошли, ребята, к командиру. Здесь, видно, дело посерьезней, чем мы думали…
Антонин Сохор сразу приступает к допросу. Его интересует, из какой части словаки, что им известно о восстании, что происходит на границе и правда ли, что словацкая армия идет навстречу советским войскам и войскам чехословацкого корпуса.
— Армия? Но именно в армии нас и арестовали…
— Кто арестовал? Немцы?
— Кто же еще?! Разговоров было много, но потом все офицеры куда-то вдруг исчезли и пришли немцы. Они приказали сложить оружие…
Все, кто присутствовал при допросе, отказывались верить своим ушам.
— Значит, вас разоружили? — переспрашивает прерывающимся голосом Сохор.
— Разоружили, — подтверждают словаки.
«Но это же катастрофа!» — мысленно ужасается Тонда. Все еще продолжая сомневаться в правдивости слов шоферов (разве могут они знать о том, что происходит в восточнословацком корпусе в целом? а что, если этих солдат немцы специально подослали?), он приказывает отряду остановиться, передает командование своему заместителю и отдает распоряжение: