Безнадёжная любовь

Смелик Эльвира Владимировна

— А ты?

— А я еще маленький, — усмехнулся Никита. — Мне не разрешают впускать в квартиру незнакомых дяденек.

Гость не стал напоминать о том, что они все-таки знакомы, иронично улыбнулся.

— Гриш, ты себя представляешь сорокалетним?

— Не знаю. Каким бы я хотел быть в сорок, я представляю. А каким буду в действительности… Я не думал. Да, пожалуй, и каким бы хотел быть.

— А меня?

— А ты всегда будешь такой же.

— Ну! Это же глупо — в сорок лет выглядеть двадцатилетней.

— Выглядеть,

наверное, глупо. Но я же не это имел в виду.

— А что?

— Я всегда буду любить тебя такой, какая ты есть сейчас.

— А если я изменюсь?

— Я же сказал, не изменишься.

— Но так же не бывает!

— А как бывает? Только так и бывает. Ну, подумаешь, прибавишь пару-другую килограммов, да прочитаешь десяток-другой книг.

— И все?

— Ну, будут морщинки вот здесь. Разве это перемены?

— Конечно! Если тебя послушаешь! Буду я толстая, глупая и морщинистая.

— Саша!

— Когда я вижу старушек, я боюсь дожить до их лет. Мне кажется, я стану страшной, некрасивой и беспомощной. Я не хочу.

— Ты и не будешь.

— Буду! А ты будешь седым старичком с палочкой.

— Это в сорок-то?

— Почему в сорок?

— Мы же начали с того, каким я буду в сорок лет.

— Мне все равно, каким.

— Почему?

— Ну, мне же тогда тоже исполниться не девятнадцать. Я всегда буду любить тебя.

— Мам, я, кажется, выхожу замуж.

Аню огорошило заявление Сашки, хотя, в общем-то, она давно готовила себя к тому, что скоро услышит это. Но дочь говорила как-то странно, словно сама удивлялась своим словам.

— Что значит «кажется»?

— Я еще не решила, — она действительно была задумчива и серьезна.

— Саша, какая ты у меня необыкновенная. Другие девчонки рвутся замуж.

— Дуры! — категорично объявляет Саша. — И им легче. Когда с ума сходишь от любви и все делаешь, не задумываясь, вполне что-нибудь может получиться.

— А ты не сходишь с ума от любви?

Аня удивляется поведению дочери. В ее возрасте она вроде бы не задумывалась о проблемах брака, по крайней мере, своего собственного, а что происходит у других, тебя вроде бы и не касается.

— Наверное, нет, — пожимает плечами Саша. — Это плохо? Когда Гришка делал мне предложение, я почему-то сразу представила…

— Готовку, стирку, уборку, вечно голодного и бестолкового мужа, — улыбаясь, подсказывает Аня.

— Нет, нет! — торопится Саша. — Трудно объяснить. Появятся непривычные для меня обязательства. Я уже не должна буду решать все для себя сама, мне придется считаться с его мнением и желаниями.

— Ой, Саша! Придет же тебе в голову! Ты лучше представь, что он всегда будет рядом, будет заботиться о тебе.

— Он и сейчас заботится.

— Ну, не знаю. Да и виданное ли дело, чтобы мать уговаривала дочь выйти замуж за человека, которого та любит. Давай, лучше я скажу, что он тебе не пара, чтобы ты не смела

и думать о семейной жизни, что ты еще маленькая и тебе еще рано. И ты наперекор мне выйдешь замуж за своего Гришу.

— Да ну тебя! — вздыхает дочь. — Я же серьезно.

Она, действительно, думала серьезно. Она прекрасно знала, что никто ей не нужен, кроме Гришки, что она любит только его, и надеялась, что это продлится вечно. Она была счастлива сейчас, так разве надо делать что-то еще, если уже хорошо? Разве следует что-то менять? А вдруг перемены разрушат счастье!

«Какая из меня жена! — решает Саша. — Готовить я не люблю. Когда меняют установленный мною порядок, тоже не люблю. И страшно. Без мамы. Без Никиты. Вдруг я сварю суп, а ему не понравится, и он навсегда во мне разочаруется. Сейчас-то он не знает, как я варю суп. Вот если бы Гришка ничего не ел. Фу, какие глупости! А это, наверное, так удивительно, быть невестой! Белое платье… Нет, что бы ни говорили, даже я сама, жутко хочется прожить день так необычно, пусть даже как все остальные невесты. Белое платье. И все, наверное, какое-то непривычное, незнакомое, и даже Гришка. И… не знаю!»

— Мам! А ты бы вышла за Гришку замуж?

— Боже мой, Саша!

— Ну, мам!

— Нет. Конечно, нет! — Аня внимательно следит за дочерью.

Ага, так и есть! Саша обижается за своего обожаемого Гришу и возмущается.

— Это почему? — дерзко смотрит в глаза.

— Я для него слишком старая, — смеется Аня.

— А если бы…

— Саша, Саша, Саша! — торопливо перебивает дочь Аня. — Что ты говоришь! Все равно, никто, кроме тебя, не сможет решить. Ни я, ни Никита. Надеюсь, его ты не спрашивала, вышел ли бы он замуж за твоего Гришу!

Саша обидчиво поджимает губы, потом вздыхает, и, словно маленький ребенок, смущенно теребя воротник легкой рубашечки, спрашивает:

— Но ты — не против?

— Не знаю. Мне страшно. Я очень волнуюсь.

— И ты? — Саша искренне удивлена. — Но почему?

— Двадцать лет была у меня дочка Саша, и вдруг кто-то ее забирает.

Подкрадывалась темнота. Ни Сашки, ни мамы. С сестренкой то все понятненько: конечно же, она со своим ненаглядным Гришенькой. А мама? Впрочем, Никита уже давно не маленький, и даже в глубоком детстве он не боялся оставаться дома один.

И мама, и Саша довольны, что он порвал с Инной. Несомненно! И за своей мелкой радостью они не замечают, что ему не по себе, что ему одиноко. А ему, действительно, одиноко, но теперь уже нельзя легко помириться. Не хочется. Не поможет. Остыло. И Инка уже не приходит и не плачет. Да может, она уже и не помнит о нем! Нашла себе другого. Прекрасно! Пусть теперь достает его.

Звонок. Это, наверное, мама. Могла бы открыть своим ключом, а не гонять Никиту. Хотя… хорошо, что она пришла.

— Ты? — он не включил в прихожей свет, и возможно поэтому так необычайно блестят в полутьме Инкины глаза.