Безнадежность
Шрифт:
— Готовишься к распродаже выпечки?
Он заходит за барную стойку и окидывает взглядом десертное изобилие.
— Мама уехала на выходные. Она противница сахара, а когда её нет дома, я пускаюсь во все тяжкие.
Он хохочет и берёт печенье, предварительно испросив взглядом разрешения.
— Угощайся, — говорю я. — Только предупреждаю: я люблю печь, но не факт, что умею.
Я высыпаю в миску последнюю порцию муки и мешаю тесто.
— Значит, получила дом в своё распоряжение и устроила буйную гулянку
— Что сказать? — пожимаю плечами я. — Я бунтарка.
Он оборачивается, открывает шкаф, осматривает содержимое, захлопывает дверцу. Делает шаг влево, открывает другой шкаф и достаёт стакан.
— А молоко в доме есть? — спрашивает он по дороге к холодильнику. Я прекращаю мешать и наблюдаю, как он достаёт молоко и наливает в стакан. Как у себя дома, ей-богу. Он делает глоток, оборачивается, встречается со мной взглядом и ухмыляется. — Тебя не учили, что с печеньем нужно предлагать молоко? Хозяйка из тебя никакая.
Берёт второе печенье и устраивается на табурете у барной стойки.
— Приберегаю гостеприимство для званых гостей, — саркастически откликаюсь я.
— Уела! — смеётся он.
Я включаю миксер — хороший повод минуты три не вести светские беседы. Интересно, как я выгляжу? Если попытаюсь посмотреться в какую-нибудь отражающую поверхность, гость заметит, поэтому напрягаю память. Наверняка с головы до ног усыпана мукой. В узел волос на затылке для крепости воткнут карандаш, и на мне домашние штаны, которые я ношу четвёртый вечер подряд. Нестиранными. Пытаюсь как бы между делом стряхнуть с себя муку в пределах досягаемости, но знаю сама — бесполезно. Ой, ладно, я уже лежала на диване с прилипшим к щеке гравием, и выглядеть хуже, чем в тот раз, у меня вряд ли когда-нибудь получится.
Выключаю миксер и нажимаю кнопку, чтобы снять насадки. Облизываю одну, а другую протягиваю гостю:
— Хочешь? Это шоколадный торт.
Он берёт насадку и улыбается.
— Ты такая заботливая хозяйка.
— Заткнись и облизывай, а то отберу. — Достаю их шкафа кружку, но вместо молока наливаю в неё воду. — Хочешь воды, или будешь и дальше притворяться, что не пил ничего вкуснее этого веганского дерьма?
Он смеётся, морщит нос и толкает ко мне стакан через барную стойку.
— Я пытался быть вежливым, но эта дрянь в меня не лезет. Уж лучше воды. Пожалуйста.
Смеюсь в ответ, ополаскиваю стакан и набираю в него воду. Сажусь на табурет напротив гостя и впиваюсь в него многозначительным взглядом, откусывая от пирожного. Я жду, когда он объяснит, зачем явился, но он молчит. Просто сидит напротив и наблюдает, как я ем. А спрашивать сама не стану, потому что мне, вроде, нравится, когда мы молчим. Если каждый наш разговор заканчивается ссорой, лучше держать рот на замке.
Холдер
Он никогда не торопится и, кажется, взвешивает каждое своё движение. Такое ощущение, что любое своё слово и действие он тщательно продумывает на день вперёд. Легко могу представить его сидящим в спальне и записывающим слова, которые он планирует употребить завтра.
— Твоя мама довольно молодо выглядит, — замечает он.
— Она на самом деле молодая.
— Вы с ней совсем разные внешне. Ты больше похожа на отца? — Он поворачивается ко мне.
— Не знаю, — пожимаю плечами я. — Не помню, как он выглядит.
Он снова обращает взгляд на фотографии и пробегает по одной их них пальцем.
— Твой отец умер?
Не слишком ли прямолинейно? Он будто бы знает, что мой отец жив, иначе не спрашивал бы об этом так беспечно.
— Не знаю. Не видела его с тех пор, как мне исполнилось три.
Он возвращается в кухню и садится напротив меня.
— И это всё? Не расскажешь, что за история?
— О, она определённо была, просто я не хочу рассказывать.
Уверена, была какая-то история… но я её не знаю. Карен не в курсе, что было со мной до того, как меня взяло под опеку государство, а я никогда не видела смысла в этом копаться. Зачем мне три забытых года, если следующие тринадцать прошли отлично?
Он вновь улыбается, но на сей раз улыбка недоверчивая и сопровождается вопросительным выражением глаз.
— Вкусные печенья. — Он грамотно меняет тему. — Зря ты принижаешь свои кондитерские способности.
Раздаётся писк, я срываюсь с табурета и бегу к духовке. Открываю её, но торт ещё и близко не готов. Оборачиваюсь и вижу, что Холдер держит в руке мой телефон.
— Тебе сообщение, — смеётся он. — Оставь торт в покое!
Бросаю прихватку на стойку и возвращаюсь на своё место. Холдер просматривает мои сообщения. Никакого уважения к частной жизни. Впрочем, мне всё равно, пусть читает.
— Я думал, что мобильник для тебя под запретом, — говорит он. — Или это просто была жалкая отмазка, чтобы не дать мне номер?
— Так и есть, под запретом. Мне его подарила лучшая подруга на следующий день после «жалкой отмазки». Им можно пользоваться только для СМС.
Он поворачивает телефон экраном ко мне.
— И что это за сообщения такие?
Возвращает телефон к себе и читает вслух.
«Скай, ты прекрасна. Ты одно из самых изысканных созданий на свете, и если кто-то будет утверждать обратное, я зарежу эту стерву».