Безнадежность
Шрифт:
После инцидента у холодильника вечер вернулся в нормальную колею. Холдер дал мне стакан воды, помог подняться, шлёпнул по попе и заставил работать. Вот, оказывается, что мне требовалось, чтобы спастись от неловкости. Хороший шлепок по заднице.
— Ты когда-нибудь играл в «обеденный квест»? — спрашиваю я.
Он качает головой.
— А это интересно?
Я киваю.
— Так мы сможем узнать друг друга получше. Через пару-тройку свиданий мы только и будем что обжиматься, и пока есть время, нужно прояснить все-все
— Справедливо, — смеётся он. — Каковы правила?
— Я задаю тебе очень личный, очень неудобный вопрос, и тебе не разрешается пить и есть, пока ты не ответишь честно. И наоборот.
— Похоже, это просто, — замечает он. — А если я не отвечу?
— Умрёшь от голода.
Он барабанит пальцами по столу, затем решительно кладёт вилку.
— Играем.
Вероятно, мне следовало бы заранее приготовить вопросы, но, учитывая, что я придумала игру тридцать секунд назад, это было бы довольно нелегко. Я делаю глоток колы (лёд в ней уже растаял) и задумываюсь. Страшновато копать слишком глубоко, раньше это плохо кончалось.
— Ладно, вопрос. — Я ставлю стакан на стол и откидываюсь на спинку стула. — Почему ты пошёл за мной тогда, у магазина?
— Я же говорил: принял тебя за другую.
— Это понятно, но за кого?
Он нервно ёрзает на стуле и прокашливается. Тянется за своим стаканом, но я перехватываю его руку.
— Не пить! Сначала отвечай.
Он со вздохом уступает.
— В тот момент я и сам не был уверен. Просто увидел тебя и понял, что ты мне кого-то напоминаешь. Но чуть позже понял — мою сестру.
Я вздрагиваю и морщусь:
— Я напоминаю тебе сестру? Фи, Холдер, это непристойно.
Он смеётся и тоже строит гримасу.
— Ну, не в этом смысле. Совсем не в этом, она даже не была на тебя похожа. Просто я увидел тебя и подумал о ней. И я сам не знаю, зачем попёрся за тобой. Знаешь, было ощущение какого-то сюра, как в тумане. А потом эта внезапная встреча около моего дома… — Он обрывает себя на полуслове и опускает взгляд на свои пальцы, обводящие край тарелки. — Как будто всё было предопределено, — добавляет он тихо.
Делаю глубокий вздох и впитываю в себя его ответ, старательно обходя последнее замечание. Он поднимает на меня обеспокоенный взгляд — кажется, решил, что слова меня испугали. Я ободряюще улыбаюсь и показываю на его стакан.
— Теперь можешь пить. Твоя очередь задавать вопрос.
— Начнём с простого, — откликается он. — Я хочу знать, кому перешёл дорогу. Вчера получил загадочное сообщение: «Если ты встречаешься с моей девочкой, внеси деньги на счёт и прекрати тратить мои, урод».
— Это, наверное, от Шесть, — смеюсь я. — Ну, моей подруги, которая каждый день присылает мне восхищённые эсэмэс.
— Я надеялся, что ты так и скажешь, — кивает он, наклоняется вперёд и сощуривается, — потому что терпеть не могу конкурентов, и если бы сообщение пришло от парня, уж я бы ему так ответил,
— Ты ответил? Что ты написал?
— Это вопрос? Потому что если нет, я бы хотел немного поесть.
— Попридержи коней и отвечай.
— Да, я ответил. Написал: «Как я могу положить деньги на счёт?»
Как пишут в книжках, моё сердце тает, и я изо всех сил сдерживаю глупую улыбку. Самой себе кажусь жалкой.
— Я пошутила, это не был вопрос. По-прежнему моя очередь, — заявляю я.
Он кладёт вилку и закатывает глаза.
— Остынет же всё!
Ставлю локти на стол и упираюсь подбородком в ладони.
— Расскажи о своей сестре. Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени?
Он запрокидывает голову, смотрит в потолок и трёт ладонями лицо.
— О-ох, а ты и правда задаёшь очень глубокие вопросы.
— Такая игра, не я придумала правила.
Он снова вздыхает и улыбается, но в этой улыбке столько печали, что мне немедленно хочется отозвать вопрос.
— Помнишь, я говорил, что прошлый год у нашей семьи выдался хреновый?
Я киваю.
Он прочищает горло и снова начинает обводить пальцем край своей тарелки.
— Сестра умерла тринадцать месяцев назад. Совершила самоубийство, хотя мама предпочитает говорить: «намеренно превысила дозу».
Говоря это, он неотрывно смотрит на меня, и я отвечаю тем же, хотя это неимоверно трудно — смотреть ему в глаза сейчас. Понятия не имею, что сказать, но я сама виновата, не надо было поднимать этот вопрос.
— Как её звали?
— Лесли. Я называл её Лес.
Уменьшительное имя поднимает во мне волну печали, и внезапно у меня пропадает аппетит.
— Она была старше тебя?
Он наклоняется над столом, берёт вилку и накручивает на неё спагетти. Подносит вилку ко рту.
— Мы были близнецами, — произносит он бесстрастно, прежде чем положить еду в рот.
Господи! Я тянусь за своим стаканом, но теперь Холдер перехватывает мою руку.
— Моя очередь, — мямлит он с полным ртом. Дожёвывает, запивает глотком колы, вытирает рот салфеткой. — Расскажи про своего отца.
На сей раз стон издаю я. Скрещиваю на столе руки и смиряюсь перед неизбежным.
— Я уже говорила, что не видела его с трёх лет. У меня не осталось никаких воспоминаний о нём. То есть, я думаю, что не осталось. Даже не знаю, как он выглядит.
— У твоей мамы нет его фотографий?
Ах да, он ведь не в курсе, что я приёмный ребёнок.
— Помнишь, ты заметил, что моя мама молодо выглядит? Так вот, она и правда довольно молодая. Она меня удочерила.
Я не считаю, что быть приёмным ребёнком — значит носить на себе клеймо позора. Я никогда этого не стыдилась и не считала нужным скрывать. Но Холдер таращится на меня так, словно я сообщила ему, что родилась с пенисом. Очень, знаете, странно смотрит, и я начинаю нервничать.