Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
– А ты не слишком разборчив касательно того, чем заняться, если с виду это смахивает на работу?
– Да чем угодно, малышок, чем угодно.
– В таком случае попозируй мне для картины, которую я пишу, – сказал Д. Б. Уилер. – Для журнальной обложки. Ты именно тот натурщик, который мне требуется, и я буду платить тебе по обычным расценкам. Ну как, договорились?
– Позировать?
– От тебя требуется только стоять смирно и смахивать на чурбан. Тебе ведь это по силам?
– По силам, – сказал Арчи.
– Тогда жду тебя завтра у меня в мастерской.
– Ладненько, – сказал Арчи.
Глава 5.
– Послушай, старичок!
Тон Арчи был жалобным. Он уже скорбно вспоминал то время, когда верил, будто жребий натурщика – приятное безделье. В первые же пять минут мышцы, о существовании которых он даже не подозревал, принялись ныть, как запущенные зубы. И Арчи проникся глубоким и неколебимым уважением к крепости и стойкости натурщиков, позирующих художникам. Непостижимо, как они умудряются обретать выносливость, чтобы весь день терпеть такое, а затем бодро отправляться на ночные развлечения, излюбленные богемой.
– Не извивайся, черт тебя дери! – буркнул мистер Уилер.
– Да, но, мой милый старый художник, – сказал Арчи, – ты как будто не осознаешь… до тебя как будто не доходит, что мне сводит спину.
– Слабак! Жалкий бесхребетный червяк! Сдвинься хоть на дюйм, и я тебя укокошу и по средам и субботам буду приходить поплясать на твоей могиле. Я только-только что-то ухватил.
– Меня в основном как будто ударяет в позвоночник.
– Будь же мужчиной, слабодушный ты бобовый стебель! – подбодрял Д. Б. Уилер. – Стыдись! Возьми хотя бы девушку, которая позировала мне на той неделе, так она целый час простояла на одной ноге, держа над головой теннисную ракетку, и все время ослепительно улыбалась.
– Женские особи куда каучуковее мужских, – возразил Арчи.
– Ладно, дай мне еще хоть пару-другую минут. Не расслабляйся! Подумай, какая гордость тебя переполнит, когда ты будешь любоваться собой во всех газетных киосках.
Арчи вздохнул и снова собрался с силами. Он очень жалел, что ввязался в эту тягомотину. Не говоря уж о физических страданиях, он ощущал себя жутким идиотом. Обложку мистер Уилер творил для августовского номера журнала-заказчика, и Арчи пришлось облечь свое протестующее тело в раздельный купальник пронзительно-лимонного цвета, поскольку он изображал беззаботного отпрыска наилучших семей, одного из тех, кто ныряет с плотиков на эксклюзивных морских курортах. Д. Б. Уилер, приверженный точности деталей, потребовал, чтобы он снял обувь и носки, но тут Арчи восстал. Ослом он был готов выглядеть, но не дурацким ослом.
– Ну ладно, – сказал Д. Б. Уилер, положив кисть. – На сегодня хватит. Хотя, говоря непредвзято и без малейшего желания задеть, позируй мне натурщик, а не слабый в коленках сын Велиала со студнем взамен позвоночника, я бы закончил чертову обложку за одну сидку вместо двух.
– Не понимаю, почему вы, ребята, называете это «сидкой», – задумчиво произнес Арчи, постигая начатки остеопатии на своей ноющей спине. – Послушай, старичок, я бы подкрепился, если у тебя найдется чем. Но конечно, не найдется, – добавил он, покоряясь судьбе. Хотя Арчи был скорее трезвенником, выпадали минуты, когда Восемнадцатая поправка [5] действовала на него угнетающе.
5
Поправка
Д. Б. Уилер покачал головой.
– Ты немного опережаешь события, – сказал он. – Но загляни через день-другой, и, возможно, я смогу что-то для тебя сделать. – Он с предосторожностями завзятого заговорщика прошел в угол комнаты, сдвинул прислоненные к стене холсты, обнажил крепкий бочонок и обозрел его отеческим, благословляющим взглядом. – Не скрою от тебя, что в надлежащий момент он станет источником немалых радостей и света.
– Э… А! – сказал Арчи с интересом. – Домашнее варево, а?
– Сотворенное вот этими руками. Вчера я добавил изюму для ускорения. Изюм – это вещь. И кстати, об ускорении: ради всего святого, постарайся быть пунктуальнее. Сегодня мы потеряли час отличного дневного света.
– Это мне нравится! Я пришел с точностью до минуты. И болтался на лестничной площадке, дожидаясь тебя.
– Ну-ну, не важно, – нетерпеливо сказал Д. Б. Уилер, ибо душу художника всегда раздражают мелочи жизни. – Суть в том, что мы взялись за дело на час позже. Так что завтра, пожалуйста, будь здесь в семь как штык.
Вот почему на следующее утро Арчи поднимался по лестнице виновато и с трепетом: вопреки наилучшим своим намерениям он опоздал на полчаса. И испытал большое облегчение, обнаружив, что его друг также задержался в дороге. Дверь мастерской была открыта, он вошел и увидел даму зрелых лет, которая драила пол шваброй. Арчи скрылся в спальне, где облачился в свой купальный костюм. Когда он покинул спальню, уборщица уже удалилась, но Д. Б. Уилер все еще блистал своим отсутствием. Ничего не имея против такой отсрочки, Арчи уселся коротать время с утренней газетой, поскольку за завтраком успел ознакомиться только со спортивной страницей.
Ничего особенно интересного на других страницах он не обнаружил. Накануне имела место очередная афера с ценными бумагами, полиция, как сообщалось, идет по горячему следу предполагаемого Преступного Ума, вдохновителя этих финансовых операций. Рассыльный по имени Генри Бабкок арестован и с минуты на минуту начнет давать показания. Не слишком увлекательный материал для человека, который, подобно Арчи, никогда не владел ни единой ценной бумагой. С заметно большим интересом он перешел к бодрящей заметке в полстолбца, посвященной джентльмену в Миннесоте, который, по мнению Арчи, вспомнившего мистера Дэниела Брустера, с большой находчивостью и гражданским мужеством тюкнул своего тестя фамильным резаком. И только после того, как он прочел заметку дважды все с тем же тихим одобрением, ему пришло в голову, что Д. Б. Уилер слишком запаздывает. Он поглядел на часы и обнаружил, что провел в студии сорок пять минут.
Арчи потерял терпение. Хотя он и был терпеливейшим типчиком, это, решил Арчи, уже слишком-слишком. Он встал и вышел на площадку лестницы взглянуть, нет ли там каких-либо признаков указанного субчика. Никаких. Ему стало ясно, как все произошло. По той или иной причине чертов художник вообще в мастерскую приходить в этот день не намерен. Вероятно, он позвонил в отель и попросил передать это Арчи, но Арчи уже ушел. Другой подождал бы, чтобы удостовериться, что его весть дошла до адресата, но только не тупица Уилер, самый пустоголовый субъект в Нью-Йорке. В полном расстройстве Арчи повернулся, чтобы возвратиться в студию, переодеться и уйти.