Безумные идеи
Шрифт:
Дьявол Максвелла (или демон Максвелла) родился в 1871 году и прожил долгую жизнь. Несмотря на то, что Максвелл думал, что сам уничтожил свое детище, доказав его неработоспособность, коварный дьявол тревожил несколько поколений ученых.
Как только кто-нибудь задумывался над роковым смыслом второго начала термодинамики, которое утверждает, что все процессы в природе идут таким образом, что энергия постепенно рассеивается, обесценивается и вселенную в конце концов ожидает тепловая смерть (все тепло израсходуется,
Мариан Смолуховский, занимавший кафедру теоретической физики в Львовском университете, в 1912 году первый отметил роковое влияние хаотического теплового движения молекул на работу демона Максвелла. Он понял, что хаотические удары молекул приводят к случайному открыванию и закрыванию задвижки и тем препятствуют нарушению законов природы.
Прошло еще 15 лет, и загадка Максвелла послужила толчком к работе, ставшей одним из камней в фундаменте новой науки — кибернетики. В 1929 году Л. Силард указал, что демон, если он хочет вовремя заметить молекулу и управлять ею, должен получать и своевременно использовать информацию о движении отдельных молекул.
Прошло еще около двадцати лет, пока не удалось доказать, что демон не может вовремя увидеть отдельные молекулы, если только его не снабдить фонариком или другим приспособлением для своевременного узнавания молекул.
Как видите, без света он обойтись не может, а фонарик требует затраты энергии. Опять не удалось обойти второе начало термодинамики. Но для того чтобы доказать, что без затраты энергии демон вообще не может получить информации, необходимой для его деятельности, понадобилась сложная работа, закончившаяся лишь во второй половине нашего века.
Думали ли в 1951 году молодой аспирант Николай Геннадиевич Басов и немного старший по возрасту доктор физико-математических наук Александр Михайлович Прохоров о дьяволе Максвелла?
Неизвестно. Они были увлечены одним очень интересным явлением, которое, казалось бы, не имеет никакого отношения ни к нашим вопросам, ни к дьяволу Максвелла.
Примерно за пять лет до этого, вскоре после изобретения синхротрона — ускорителя заряженных частиц, Прохоров задумал выяснить, нельзя ли использовать новый замечательный прибор в качестве источника радиоволн. Конечно, синхротрон создан, чтобы разгонять электроны до скоростей, близких к скорости света, а вовсе не для того, чтобы использовать рождаемые ими радиоволны. Но как знать... Ведь и радио было изобретено как средство связи, а развилось в почти всеобъемлющую область техники.
После того как тяжелое ранение вернуло Прохорова с фронта Отечественной войны, он в науке остался разведчиком. Сменив тяжелые будни войсковой разведки на нелегкие дни научного поиска, Прохоров проявлял удивительную настойчивость.
Примерно через год после начала работы с синхротроном к Прохорову присоединился студент-практикант Басов. Война наложила свой отпечаток и на его жизнь. Со школьных лет он стремился к точным наукам, но началась война, и его призвали в армию. Окончив фельдшерскую школу, Басов ушел на фронт. Лечил и спасал раненых, укрывал дымовыми шашками переправы, демонтировал заводы, где гитлеровцы изготовляли отравляющие вещества. Тяжело отравленный, попал в госпиталь.
И вот он студент при кафедре теоретической физики; оканчивает Инженерно-физический институт на год раньше срока, выполнив дипломную работу, половину которой составил эксперимент. Здесь впервые сказался его научный почерк: теоретик по образованию и по склонности, Басов — тонкий знаток и любитель экспериментальной работы. Впоследствии друзья шутили: «Фельдшер медицины и доктор физики».
Первый этап совместной работы молодых ученых не дал науке много нового. Они пришли к выводу, что из синхротрона не сделаешь хорошей радиолампы.
Выбор правильного направления — основное и в походе, и в политике, и в науке. Наиболее обещающие пути в науке лежат на границах различных областей, на стыках новых рубежей техники. Одно из таких направлений — радиоспектроскопия, наука, развившаяся в послевоенные годы. Она позволяет изучать молекулы и атомы на основе их способности поглощать радиоволны. Это была та область работы, к которой наши друзья были подготовлены лучше всего. Прохоров, радиофизик по образованию, основательно проварился в «котле» Физического института Академии наук СССР, в котором непрерывно клокотали дискуссии по вопросам теории элементарных частиц, атомного ядра и космических лучей. Басов же, теоретик по образованию, полностью овладел техникой сантиметровых волн и обращался с волноводами и резонаторами так же свободно, как радиолюбитель с детекторным приемником.
Итак, они взялись за радиоспектроскопию. Начали просвечивать различные газы радиоволнами. Изучая поглощение волн, расшифровывали строение и свойства молекул. Они рассказывают:
— Это увлекательная, но кропотливая работа. Ее можно сравнить с разгадкой хорошего кроссворда. Трудно сказать, что сложнее в этой работе: расчеты или опыт. Вначале не знаешь, как подступиться, а потом не можешь оторваться.
Итак, ученые выясняли способность атомов и молекул поглощать.
И вот тут-то, сами того не подозревая, они встретились с дьяволом Максвелла.
Все началось с того, что специалисты, занимающиеся созданием радиолокаторов, столкнулись с загадочным обстоятельством.
Пучок радиоволн длиною в 1,3 сантиметра, посланный радиолокатором в поисках цели, растворялся в пространстве. Казалось, что кто-то невидимый ставил на пути лучей ловушку и большая часть радиоволн захлопывалась в ней.
Причина этого явления была неясна. Было лишь очевидно, что из-за сильного поглощения применять радиоволны длиною около 1,3 сантиметра для радиолокации невозможно.
Странное явление очень заинтересовало ученых. Начались поиски разгадки.
Пропуская радиоволны через разреженные газы, ученые убедились в том, что многие газы сильно поглощают короткие радиоволны. Но не все. Азот и кислород, например, пропускают без изменения радиоволны длиною в 1,3 сантиметра, а водяные пары поглощают их. Различные газы поглощают не все проходящие через них радиоволны, а лишь те, которые имеют определенную длину. Остальные они пропускают, не задерживая.
Создалось впечатление, что молекулы как-то настроены на эти волны и поэтому поглощают только их. Этим свойством молекулы очень напоминают радиоприемники. Ведь радиоприемники, как мы знаем, обладают способностью отделять сигналы одной радиостанции от сигналов остальных. И молекулы, подобно радиоприемникам, принимают лишь те волны, на которые они настроены.