Безумный магазинчик
Шрифт:
– Понял. Будет сделано, – поднося к губам третью кружку темного английского пива, кивнул головой Глеб.
В генеральской ванной, склонившись над вырезанной из цельного куска оникса раковиной, Червячук яростно плескала себе в лицо холодную воду.
– Я схожу с ума, – бормотала она. – Больше так продолжаться не может. Я действительно схожу с ума.
Видение пришло к ней неожиданно, после того, как она произнесла фразу «он предложил зарубить генерала летящим томагавком».
Она словно провалилась в дыру во времени и пространстве, вернувшись в ущелье, по дну которого, извиваясь среди облепиховых деревьев, бежала чуть не убившая ее молочно-белая речка.
– Потрясающе! Как ты это делаешь? – воскликнула Марина.
Он подошел к сосне и, покачав, выдернул глубоко вонзившийся в древесину топорик.
– Очень просто. Смотри.
Он отсчитал от дерева десять шагов, резко развернулся и мощным взмахом руки послал топор в цель. Несколько раз провернувшись в воздухе, топорик вонзился на пару сантиметров выше предыдущей отметки.
– Индейцы так метали томагавки.
– Научишь меня?
– Почему бы и нет? Тут вся хитрость в том, чтобы рассчитать количество оборотов. Топор должен удариться о дерево именно лезвием, а не обухом или топорищем.
– А как это рассчитать?
– Не знаю. Я это чувствую.
Марина тренировалась несколько дней, но топор вонзился в дерево всего пару раз, да и то по чистой случайности…
Червячук плеснула себе в лицо еще пригоршню воды, подняла голову и посмотрела в зеркало.
Это действительно было похоже на сумасшествие. Она настолько глубоко погрузилась в воспоминания, что когда Колюня схватил ее за плечи, на миг ей показалось, что это он держит ее, что это он, сбежав из камеры предварительного заключения, непостижимым образом отыскал ее и настиг в кабинете убитого генерала.
– Это ведь ты убил генерала, – почти беззвучно, одними губами произнесла Марина Александровна. – Я знаю, что это ты…
– Лючия, девочка моя, – бормотал Андреич. – Кушай, моя маленькая, кушай, сладенькая.
Бодрый округлый крысеныш, привстав в стеклянной банке на задние лапы, тянулся к кусочку ветчины.
Андрей опустил ветчину пониже, и крысеныш, обхватив кусок лапками, впился в него острыми белыми зубами.
– Ах ты, моя прелесть, – умилился Андреич. – Как же ты хорошо кушаешь. А как насчет печеньица?
– Симпатичная мышка, – заметил Денис.
– Крыса, – поправил его Андреич. – Молодая.
– Любишь крыс?
– Не, – помотал головой Печников. – Откармливаю. Как девственницу для дракона. Сожрут Лючию.
– Кто сожрет? Кот? – заинтересовался Зыков. – Или, может, у тебя дома питон есть?
– Какой, на хрен, питон, – поморщился Андрей. – Железный Дровосек сожрет.
– Железный Дровосек? Из «Волшебника Изумрудного города?»
– Из зоны строгого режима, – усмехнулся продавец. – Железный Дровосек – это Егор. Грузчиком у нас работает.
– Он что, ест мышей?
– Мы поспорили на бутылку водки, что он живьем проглотит мышь. Я вместо мыши крысеныша отловил, он покрупнее будет, уже неделю Лючию откармливаю, чтобы вес набрала. Кому охота проигрывать?
– Проглотит живьем? – усомнился Денис. – А не подавится?
– Говорит, что нет. У них на зоне один парень был, раньше служил во Вьетнаме, – маскируясь под косоглазого, американцев мочил, – так он рассказывал, что телки из вьетнамского спецназа, обучаясь выживанию, глотали живых ящериц. Главное было пошире открыть рот и направить тварюгу прямо в горло. Ящерица думает, что там норка и сама лезет вперед, чтобы спрятаться. Так и ползет по пищеводу аж до самого желудка, пока не сдохнет.
– Ужас какой! – сморщился Денис, представив, как острые коготки ящерицы впиваются ему в гортань.
Андреич с усмешкой посмотрел на него.
– Эк тебя перекосило! Нервный ты какой-то. Сразу видно, что в армии не служил.
– Я бы не смог, – честно признался Зыков.
– Не сможешь – в джунглях не выживешь, – пожал плечами продавец. – Мотай на ус, Маугли: не сожрешь ты – сожрут тебя. Закон джунглей, мать его так.
– Ты едешь в Управление? – изумился Колюня. – Сейчас? С чего это вдруг? У нас в Рузаевке работы невпроворот.
– Мне надо допросить Пасюка, – объяснила Червячук.
– Так срочно?
– У меня есть для этого серьезные основания.
Чупрун с интересом изучал странные трансформации, происходящие с лицом Нержавеющей Мани. Марина Александровна то краснела, то бледнела, то покрывалась красными пятнами. Впервые за пять лет сотрудничества на лице майора Червячук отражалось нечто похожее на нормальные человеческие чувства.
– А что ж ты вчера от него сбежала? – спросил Колюня.
– Я что, обязана давать тебе отчет?
– Да в общем-то нет. Просто интересно.
– Ничего интересного. Почувствовала себя нехорошо – вот и все. Видно, съела что-то не то. Так ты справишься без меня?
– Я-то справлюсь, – хмыкнул Колюня. – А ты, часом, не влюбилась? Вот была бы катастрофа! Майор милиции сходит с ума по уголовнику. По торговцу оружием, убийце и бабнику. Кстати, знаешь, где мы его взяли? В постели Агнессы Деникиной, налоговой инспекторши. Тепленьким с нее сняли. Ты ведь, кажется, знакома с Агнессой?
– Прекрати! Как ты смеешь! – Марина изо всех сил грохнула кулаком по красному дереву генеральского письменного стола и, болезненно сморщившись, схватилась за ушибленную руку. Ее лицо приобрело цвет перезревшего помидора.
«Твою мать, а ведь и вправду влюбилась, – изумленно подумал Чупрун. – Вот это номер! Полковнику расскажу – не поверит! И главное в кого – в убийцу из синяевской мафии. Сам черт не разберет этих баб!»
– Так я пойду? – сказала Червячук.
В голосе Нержавеющей Мани впервые в жизни звучали жалобно-просительные нотки.
– Иди, конечно, иди, – понимающе усмехнулся Колюня. – Допрос подозреваемого – дело святое. Я уж как-нибудь справлюсь без тебя.
– Вы что, мужики, там же очередь! – ворвавшись в подсобку, возмущенно воскликнула Регина. – Кто-то ведь должен торговать. Глеб, вернись в торговый зал.