Безумный Маро

Киз Дэниел

– Тогда зачем он делает вид, что боится? Почему он такой необузданный и дикий?

– Маро – необузданный и дикий?

Она сделала большие глаза и засмеялась.

– О боже! Я-то подумала, что вы действительно его знаете. Он самый спокойный человек, самая нежная душа на свете. Он никогда не причинит вреда ни одному живому существу.

Ее слова никак не вязались с образом того парня, который ударил меня кулаком по лицу и лягнул ногой, когда мы встретились в первый раз.

Она тоже его не знала.

Никто из тех, кто был близок с ним,

не знал его.

Он прятал от них свое сверхчувственное восприятие мира, и я начал подозревать, что Маро тщательно скрывает те черты своего характера, которые идут вразрез с их представлением о нем.

– Он беспомощный ребенок, – говорила она. – Мне приходится защищать его от него самого. Он позволил бы людям затоптать себя и пользоваться его добротой, если бы я все время не ругала его за это. На прошлой неделе он отдал прохожему свой последний доллар. Вы можете себе такое представить? Совершенно незнакомому. Я нужна Маро для того, чтобы присматривать за ним и заботиться о нем. – Она схватила меня за рукав. – Рядом с настоящей женщиной, которая его любит, он мог бы стать кем-нибудь, стать выдающимся человеком. Он меняется. У него начинает появляться здравый смысл. А если что и нужно человеку в этом мире, так это именно здравый смысл. Я не знаю, какую работу вы ему предлагаете, но вы можете доверять этому мальчику во всем.

Она устало засмеялась.

– Мистер Денис, этот юноша не может быть бесчестным. Он ничего не знает о жизни. Никто никогда не рассказывал ему правды, даже о Санта-Клаусе.

Слушая Делию, глядя на наши изображения в мутном зеркале над ее туалетным столиком, я начал понимать тайну Маро.

Все вставало на свои места.

Восприятие мира у Маро было настолько необычным, что он мог определять чувства человека и мгновенно узнавал, что о нем думают. Он просто отражал тот тип характера, который в нем предполагали. Защитная окраска.

Для доктора Ландмиера он был неврастеником, которому нельзя доверять, потому что доктор считал Маро неврастеником. А когда доктору показалось, что лечение идет успешно, Маро стало лучше.

Для преподобного Тайлера он был погибшей душой, но как только священник поверил в то, что спасет Маро, юноша стал верить в бога.

Для Делии, которая видела в Маро простодушного парня, нуждавшегося в ее заботе и защите, Маро был ребенком, а когда она вообразила, что под ее влиянием Маро становится сильнее, он начал мужать.

Все это Маро, и вместе с тем это не он. Он представал перед людьми таким, каким они хотели его видеть. Мне он казался диким, странным и необузданным существом, и со мной Маро был именно таким. Я не доверял ему, и это отражалось в нем.

Всю дорогу домой я размышлял о том, что узнал.

Явились ли странные способности Маро результатом мутационной вспышки или нет, но я ничуть не сомневался, что на развитие его сверхчувственного восприятия оказала влияние необычная история его детства.

Именно поэтому он был нужен там – такой сплав наследственности и взаимодействия с враждебной

средой вряд ли встретится еще раз. Он был там необходим, и поэтому он должен уехать.

Я оказался в замкнутом кругу. Маро можно верить… Я мог бы полностью доверять ему… если бы я был абсолютно уверен, что способен на это. С ним я не мог притворяться. Если он почувствует обман, дело примет роковой оборот. Я должен отдать свою жизнь в его руки… или забыть обо всем.

Маро был зеркалом. Это я, а не он, должен был измениться.

Как я и думал, он ждал меня в моей квартире. Он курил мои сигареты и пил мое виски, положив ноги на столик для сервировки кофе – законченный портрет самоуверенного юнца, каким я его и считал.

Я стоял спокойно, глядя на него, ни о чем не думая и стараясь быть непринужденным в его присутствии. Зная, каков он на самом деле, я теперь не боялся его, и он почувствовал это.

Он засмеялся. Затем, заметив выражение моего лица, он погасил сигарету и, нахмурившись, поднялся.

– Вы изменились, – прошептал Маро. – Ваше дыхание… меня как будто окатили холодной водой, вы пахнете, как чистое и гладкое стекло. – Он был озадачен. – Ни в ком, никогда раньше я не замечал таких перемен.

Выражение горечи на его лице сменилось выражением скорби, затем страха, испуга, изумления, мольбы, детской наивности и, наконец, равнодушия. Он как будто пытался примерить все маски, какие были у него в запасе, пытаясь угадать, чего я от него жду, стараясь понять, каким я его вижу, который из Маро мне нужен. Но, как он и сказал, я стал гладким, холодным, как вода, прозрачным, как стекло.

Он снова сел в кресло и стал ждать. Он чувствовал, что я понял его, и ждал, что я буду делать.

Первый раз в его жизни кто-то собирался стать тем, кого хотел видеть Маро, отразить то, что необходимо было Маро. А ему больше всего на свете нужно было, чтобы ему доверяли. Все свое детство и юность он ждал этого.

Я заметил, что он смотрит на ящик ночного столика.

Он знал, что там хранится пистолет. Маро как будто почувствовал мою готовность верить ему до конца и подсказал мне, как доказать это.

А что, если я ошибаюсь? Что, если Маро был не совсем тем, в кого я верил? Что, если он меня не остановит? Глупо… абсолютно смехотворно доверять кому-нибудь до такой степени. Такого доверия человек не может проявить даже к самому себе.

В моем мозгу пронеслась картина – воспоминание детства.

Мой отец стоит на нижнем ступеньке лестницы. Я на пять или шесть ступенек выше. Он протягивает ко мне руки. Прыгай, мальчик! Он поймает меня. Я боюсь. Он уговаривает меня, убеждает. Папочка не даст мне упасть. Я прыгаю. Он отодвигается, и я с криком падаю на пол. Мне больно и обидно. Почему ты обманул меня? Почему? Почему?..

Смех, слова и голос отца я не могу забыть:

– Для того, чтобы научить тебя не доверять никому, даже собственному отцу!