Безупречная смерть
Шрифт:
Капитан нехотя подошел к кровати, дотронулся до руки женщины.
– Да, точно, ты еще пульс пощупай, – низким голосом прокомментировала толстуха.
– Так, ну, все ясно и так. Труп. Где живет эта ваша соседка? Сестра, говорите, у нее есть?
Он резко обернулся.
– Да, их двое. Две сестры. В Тушино и живут. Это ж тушинские дачи.
Капитан достал телефон.
– У нас тут труп на дачах. 72 км от Москвы, поворот налево. Да… Молодая женщина. Похоже, убита. Место основного проживания – Тушино, в Москве, – капитан замолчал, сдвинул брови и опустил глаза.
– Хорошо. Понятно, – он убрал телефон во внутренний
Все попятились к выходу. В обратной последовательности выключился свет, закрылись двери.
Молчаливая процессия потянулась по мокрой тропинке к свету скрипящего и качающегося фонаря. Дождь все так же нещадно хлестал косыми струями.
– Калитку не закрывайте, к ней не подходите, мы и так все там истоптали. У вас есть адрес и телефон убитой?
– Вы что, даже тело не заберете? Да мне страшно тут ночевать. Чего вы ждать собираетесь? Когда дождик что ль кончится?
Капитан открыл дверь машины.
– Тут будет столичное расследование. И следствие будут вести по месту жительства убитой, а не по месту смерти. По месту жизни – понятно? Не смерти, а жизни.
Он хлопнул дверцей. Машина проехала немного вперед и стала разворачиваться в узком повороте линии.
– Да вы что, так все и оставите? Да, может, тут убийца ходит! Куда вы уезжаете-то?!
Женщина пыталась перекричать шум дождя.
– Завтра, – капитан чуть приоткрыл окно. – Завтра, дорогая, завтра. Завтра у вас будут и следователи, и вопросы, и зрители, и артисты. Готовьте свою историю, можете даже записать, чтоб не забыть.
Машина развернулась и, сильно газуя, устремилась подальше от этого места, туда, где было тепло и сухо.
Анна стояла перед Саградой Фамилья на плац де Гауди. Знаменитый собор был повернут к ней своей старой частью, созданной еще великим архитектором. Темная, цвета мокрого песка, сторона детского замка-собора пугающе нависала размытыми очертаниями. Белые фигурки людей и ангелов, в наплывающих арках над входом, казались древними костяными шахматами, выброшенными волной в прибрежный песок с разбитого судна. Стекло, в причудливой прерывистости каменной резьбы, отражало голубое небо. Высокие башни, похожие на вафельные трубочки с кремом, были гипертрофированной материализацией детской мечты об этом лакомстве. Белые голуби и красный бантик венчали вход в собор, взяв на себя роль незамысловатой виньетки на бланке пригласительного билета в детское сознание.
Автобусы с туристами прибывали и прибывали. Группы людей проходили мимо, вслушиваясь в бормотание гидов и щелкая фотокамерами. Английская, немецкая, французская речь перемешивалась и звучала адской какофонией, утратившей всякий смысл и значение. Меланхоличные японцы были самыми тихими и многочисленными.
Рядом, через дорогу, был небольшой водоем. Туристы не успевали сюда завернуть, пяля глаза на песчаные замки, которые Гауди построил для Бога.
Девушка присела у самой кромки прозрачной воды. Утки были абсолютно сыты и даже не попытались подплыть и поклянчить крошек. Она наклонилась и помочила руку в прохладной воде, но тут же обернулась. В воде она увидела отражение стоящего за ней человека.
– Как ты тихо подошел. Я испугалась, – она поднялась и поправила лямки небольшого рюкзачка.
– В следующий раз я буду трубить и орать за полквартала.
– По-моему именно это ты сейчас и делаешь. Как простой поводырь-гид, собирающий глухо-слепо-немое стадо. Говори тише.
– Я опоздал, – прошептал в этот раз каталонец, целуя Анну в щеку. – Когда ты позвонила, я был у психоаналитика, не мог вырваться.
– Тебя привязали к кушетке?! Или наручники?
– Эротично? Да? Ты не поверишь, но именно о сексе мы и говорили. Я ей свои сексуальные фантазии рассказывал, а она вцепилась в меня и заладила – говорите еще… говорите еще… рассказывайте больше… рассказывайте больше… А сама кругами уже вокруг меня ходит, вспотела. Кофточку расстегнула…
– Ммм… – Анна улыбнулась, – это пошли твои эротические фантазии?
– Да нет же, клянусь.
Хавиер Джорнет Руа был, как всегда, вертляв и смешлив. Он работал в страховой компании, основанной еще его прадедом. Ну, или делал вид, что работал. Детство вылетало из него фонтаном.
– Нет, что, правда?! Ты ходишь к психоаналитику?
– Социальная принадлежность обязывает. Все мои друзья ходят.
– А, тогда понятно! – девушка весело рассмеялась. – Скажи отцу, чтоб застраховал тебя на случай изнасилования психоаналитиком.
– А где твои чемоданы? В какую гостиницу тебя… ты решила? – каталонец сменил тему разговора.
– Вот, – Анна кивнула на рюкзачок, что пустовато маячил за спиной. – Я остановлюсь у тебя, и даже не пробуй возражать, и не говори, что там у тебя дочка, мама, рабочие, нет телевизора. Я все равно не пойду в гостиницу.
– Нет, но это неудобно, – Хавиер жадно облизнул маленькие губы и посмотрел на грудь Анны. Ее теплый жилет цвета хаки был распахнут, и черная майка четко обрисовывала контуры тела.
Он суетливо зашагал к обочине.
– Просто не говори мамочке, что я приехала, и все будет нормально.
– Я уже позвонил отцу в контору, – Хавиер открыл дверцу темно-синего «рено». – Сказал, что поехал тебя встречать.
Отец и сын занимали один кабинет, и Хавиер никогда не принимал самостоятельных решений.
– Скажи, что не встретил. Поедем в галерею, надо узнать, проданы ли мои картины, или нет.
Стеклянные двери галереи встретили их бронзовыми литыми ручками. Узкий зал, от стены до стены освещенный дневным светом из огромных витринных окон, был завешен пейзажами. Главное место на них занимало небо – голубое, серое, зеленое, и даже красное, с облаками и с птичками. На оставшемся от неба месте, кое – как, ютились горы, деревья, кустарники и куски моря. Арка в стене открывала перспективу другого зала с кушетками, комодами, столиками, зеркалами и прочим антиквариатом. Там уныло чернела фигура одинокого посетителя в шляпе. В глубине, в самом углу первого зала, за огромным столом сидел хозяин. Подтянутый, высокий, сухощавый и гладко выбритый, в отличном темном костюме он сосредоточенно читал.
Хавиер протянул ему бумаги.
– Я – юридический представитель Анны Пастер, хотел бы узнать, проданы ли ее картины?
– Да, проданы, – мужчина даже не поднял головы от бумаг.
– Могу ли я забрать деньги?
– Мадмуазель сама забрала их на прошлой неделе.
– Я?!!!!!! – Анна вступила в разговор, едва поняв, что произошло.
Он, наконец, поднял голову и уставился на нее. Солидные очки в роговой оправе сползли на краешек носа.
– Да, именно вы. Вы предъявили контракт, паспорт и все необходимые документы.