Безупречный муж
Шрифт:
Мужчины смотрели друг на друга.
Джей Ти прижимал руку к ребрам. Из плеча Бекетта капала кровь.
Наконец убийца зашевелился и, в отчаянии сжав зубы, бросился к окну. Джей Ти кинулся следом. Однако в последнюю минуту, уже перекинув ногу через подоконник, Бекетт обернулся.
– Тереза, – просто сказал он. – Думаю, что воздуха у нее совсем не осталось.
Джей Ти замер.
– Ты полный идиот, – улыбнулся Бекетт. – Я трахал ее много лет. Она не стоит таких усилий.
– Считай, что ты уже мертвец.
– Она принадлежит мне. Попробуй помочь ей – и ты тоже будешь принадлежать
Бекетт выпрыгнул из окна, и Джей Ти ничего не смог с ним поделать. Он боялся, что не успеет спасти Тесс. Схватив с пола свой пистолет, прижал раненую руку к ребрам и бросился в гостиную.
Тесс была прикована наручниками к кофейному столику, а голову ее скрывал пластиковый пакет для запекания.
Выхватив нож из ножен на колене, Джей Ти располосовал пакет и сорвал его с Тесс. Голова женщины безжизненно склонилась на бок, а бледная кожа приобрела синеватый оттенок.
– Тесс, Тесс, приди в себя!
Теперь голова ее свисала на грудь.
Диллон сильно ударил ее по лицу и в награду услышал звук резко втягиваемого воздуха. Она была жива. Он здорово облажался, но она почему-то осталась жива. Джей Ти прижал Терезу к груди. Он проклинал свою глупость. Пора было кончать играть в индейцев. Им надо немедленно уматывать.
– Джим, – хрипло прошептала Тесс, глаза у нее были как стеклянные.
– Он сбежал, но может вернуться. Ты способна идти?
– Я попыталась застрелить его. Подняла пистолет, но…
– Тише, тише. Возьми себя в руки. Давай же, Тесс.
Приподняв стол, Джей Ти освободил наручники и заставил женщину подняться на ноги. Она тяжело оперлась на него – ей все еще не хватало воздуха.
– Хорошо. Ты дыши, а я поведу тебя. Пошли.
Он вывел ее из парадных дверей, и ночь набросилась на них, как мстительная женщина, хлопая их холодными порывами ветра по щекам. Казалось, что она шипит им в уши: бегите.
Джей Ти не стал спорить.
– Он умер.
Марион оторвала взгляд от камина, в котором горел живой огонь. Сидя на краешке белого кожаного стула, она все никак не могла оторвать взгляд от завораживающих языков пламени. Кожа на стуле была итальянская, очень хорошая. Она выбрала его сама, так же как и диван с глубоким креслом, которые продавались вместе со стулом. Они хорошо подходили к общему стилю гостиной – минималистичный штрих из белой кожи и бескаркасного стекла. Ей всегда нравилась эта комната в ее роскошном городском доме в Вирджинии.
После теплых земных тонов и ярких красных и зеленых красок Аризоны белый цвет подавлял ее, и она изо всех сил пыталась с этим бороться.
– Ты слышала, что я сказал? – Роджер неловко стоял в дверях, как будто никак не мог решить, входить ему или нет.
Марион равнодушно посмотрела на него, не подавая никаких знаков, которые могли бы облегчить ему его решение.
– Я тебя слышала, – ответила она и залпом допила бренди, которое еще оставалось у нее в бокале.
– Я думал, что ты будешь с ним рядом.
– Как видишь, не успела.
– С тобой все в порядке, Марион? Ты не очень… – Его голос затих, на лице были написаны искренние переживания. Она это ненавидела.
– Возвращайся к своей официантке, Роджер. Ты мне здесь не нужен.
На этот раз он не стал слушать, что она говорит, и вошел в комнату.
– Ты что, научился сам принимать решения, пока меня не было? – Марион изогнула одну бровь.
Его лицо скривилось, и женщина поняла, что ее укол попал прямо в цель.
– Я знаю, Марион, что у тебя было непростое время… – мужественно начал он.
– Прекрати.
– Я знаю, что тебе сейчас очень больно. Прости, я больше не могу быть твоим мужем, однако я подумал… я подумал, что мы можем остаться друзьями.
– А зачем мне друг?
– Я знаю, ты любила его, – голос Роджера звучал хрипло. – Я тоже его любил, Марион. Он был моим другом, моим учителем… Мне будет сильно его не хватать. Даже представить себе не могу, как тебе, должно быть, больно. – Эмоции захватили его, и, прежде чем он взял себя в руки, Марион увидела слезы у него в глазах.
Она равнодушно смотрела на него. Ей тоже надо бы заплакать. Почувствовать хоть какое-то горе и печаль. Но она ничего не чувствовала, кроме льда, который тек по ее венам и превращался в снежный комок у нее в животе. Вот уже два дня она не чувствовала ничего, кроме этого льда.
А иногда, когда он ломался, перед глазами у нее проносились вещи, которые она хотела забыть.
Роджер сделала шаг вперед. Он хорошо выглядел в этом своем костюме, и в хрустальном канделябре отражались его красивые светло-коричневые волосы и элегантные черты лица, напоминавшие римских патрициев. Он родился с серебряной ложкой во рту [85] и сейчас являл собой квинтэссенцию изящества, благородства и классового превосходства.
85
Английская идиома, означающая «с рождения он ни в чем не нуждался».
Первый раз она увидела Роджера, когда в развевающемся белом платье спускалась по главной лестнице дома своих родителей, чтобы принять участие в бале, посвященном ее восемнадцатилетию. Роджер стоял рядом с Полковником в парадном мундире и смотрел на нее ошарашенным взглядом, в то время как в канделябрах отражались многочисленные медали, покрывавшие его грудь. Все ждали, что она окинет взглядом весь зал с высокомерием герцогини, которой только что были дарованы королевские привилегии, а вместо этого она не могла оторвать взгляда от Роджера. Она подумала, что за ней приехал принц, чтобы увезти ее.
А если он сейчас обнимет меня – все эти видения исчезнут? Может ли он спасти ее ото льда, который проникал все глубже и глубже ей в сердце?
Я заблудилась в своих воспоминаниях, и никто не слышит моих слез.
– Марион…
– Иди домой, Роджер. Здесь ты мне не нужен.
– Тебе нельзя оставаться одной…
– Иди домой, черт бы тебя побрал! Иди домой, или я позвоню твоей официанточке и расскажу ей, чего в действительности стоят твоя смелость и сила духа! Убирайся из моего дома. Убирайся из моей гостиной. Можешь играть эту роль горюющего протеже, но только не здесь.