Шрифт:
Уильям Сомерсет Моэм
Безволосый Мексиканец
Новелла.
Перевод с английского Бернштейн И., 1985 г
– Вы любите макароны?
– спросил Р.
– Что именно вы имеете в виду?
– отозвался Эшенден.- Все равно как если бы спросили, люблю ли я стихи. Я люблю Китса, и Вордсворта, и Верлена, и Гете. Что вы подразумеваете, говоря про макароны: spaghetti, tagliatelli, vermicelli, fettuccini, tufali, farfalli или просто макароны?
– Макаровы,- ответил Р., который был скуп на слова.
– Я люблю все простые блюда: вареные яйца, устрицы и черную икру, truite au bleu (отварная форель - фр.), лососину на вертеле, жареного барашка (предпочтительно седло), холодную куропатку, пирожок с патокой и рисовый пудинг. Но изо всех простых блюд единственное, что я способен есть каждый божий день не только без отвращения, но с неослабевающим аппетитом, это - макароны.
– Рад слышать, так как хочу, чтобы вы съездили в Италию.
Эшенден прибыл в Лион для встречи с Р. из Женевы и, приехав первым, пробродил до вечера по серым, шумным и прозаичным улицам этого процветающего города. Теперь они сидели в ресторане на площади - Эшенден встретил Р. и привел его сюда, потому что, как считалось, во всей этой части Франции не было другого заведения, где бы так же хорошо кормили. Но поскольку в таком многолюдном месте (лионцы любят вкусно поесть) никогда не знаешь, не ловят ли чьи-нибудь любопытные уши каждое полезное сведение, которое сорвется с твоих уст, они беседовали лишь на безразличные темы. Роскошная трапеза подходила к концу.
– Еще коньяку?
– предложил Р.
– Нет, спасибо,- ответил Эшенден, более склонный к воздержанию.
– Надо, по возможности, скрашивать тяготы военного времени,- сказал Р., взял бутылку и налил себе и Эшендену.
Эшенден, сознавая, что ломаться дурно, смолчал, зато счел себя обязанным возразить против того, как шеф держит бутылку.
– Когда мы были молоды, нас учили, что женщину надо брать за талию, а бутылку за горлышко,- негромко заметил он.
– Хорошо, что вы мне сказали. Я буду и впредь брать бутылку за талию, а женщин обходить стороной.
Эшенден не нашелся, что ответить. Пока он маленькими глотками пил коньяк, Р. распорядился, чтобы подали счет. Он, бесспорно, был влиятельным человеком, от него зависели душой и телом многие его сотрудники, к его мнению прислушивались те, кто вершили судьбы империй; однако, когда надо было дать официанту на чай, такая простая задача приводила его в замешательство, заметное невооруженным глазом. Он опасался и переплатить и тем свалять дурака, и недоплатить, а значит, возбудить ледяное презрение официанта. Когда принесли счет, он протянул Эшендену несколько стофранковых бумажек и попросил:
– Рассчитайтесь с ним, ладно? Я не разбираюсь во французских ценах.
Слуга подал им пальто и шляпы.
– Хотите вернуться в гостиницу?
– спросил Эшенден.
– Пожалуй.
Была еще совсем ранняя весна, но к вечеру вдруг сильно потеплело, и они шли, перекинув пальто через руку. Эшенден, зная, что шеф любит номера с гостиными, снял ему двухкомнатный номер, куда они теперь и направились. Гостиница была старомодная, помещения просторные, с высокими потолками. В гостиной стояла громоздкая, красного дерева мебель с обивкой из зеленого бархата, кресла чинно расставлены вокруг большого стола. По стенам на бледных обоях - крупные гравюры, изображающие битвы Наполеона, под потолком грандиозная люстра, первоначально газовая, но теперь переделанная под электрические лампочки. Они заливали неприветливую комнату сильным, холодным светом.
– Прекрасно,- входя, сказал Р.
– Не очень-то уютно,-заметил Эшенден.
– Согласен, но, судя по всему, это здесь самая лучшая комната, так что все превосходно.
Он отодвинул от стола одно из зеленых бархатных кресел, уселся и закурил сигару. И при этом распустил пояс и расстегнул китель.
– Раньше мне казалось, что нет ничего лучше манильской сигары, -сказал он, - но с начала войны я полюбил гаваны. Ну, да вечно она продолжаться не будет.
– Углы его рта тронуло подобие улыбки.
– Во всяком деле есть своя положительная сторона. Плох тот ветер, который никому не приносит удачи.
Эшенден сдвинул два кресла, одно - чтобы сидеть, другое - чтобы положить ноги. Р. посмотрел и сказал:
– Неплохая мысль,- и, подтянув к себе еще одно кресло, со вздохом облегчения уложил на бархат свои сапоги.
– Что за стеной?
– спросил он.
– Ваша спальня.
– А с той стороны?
– Банкетный зал.
Р. встал и медленно прошелся по комнате, отворачивая край тяжелых репсовых портьер, выглянул, будто бы невзначай, в каждое окно, потом возвратился к своему креслу и снова уселся, удобно задрав ноги.
– Осторожность не мешает,- произнес он.
И задумчиво посмотрел на Эшендена. Его тонкие губы слегка улыбались, но белесые, близко посаженные глаза оставались холодными, стальными. Под таким взглядом с непривычки легко было растеряться. Но Эшенден знал, что шеф просто обдумывает, как лучше приступить к разговору. Молчание длилось минуты три. Потом Р. наконец сказал:
– Я жду к себе сегодня одного человека. Его поезд прибывает около десяти.- Он мельком взглянул на часы.- Этот человек носит прозвище Безволосый Мексиканец.
– Почему?
– Потому что он без волос и потому что мексиканец.
– Объяснение исчерпывающее,- согласился Эшенден.
– Он сам вам о себе все расскажет. Он человек разговорчивый. Я познакомился с ним, когда он сидел совсем на мели. Он принимал участие в какой-то революции у них там в Мексике и вынужден был удрать налегке, в чем был. И когда я его нашел, то, в чем он был, уже тоже пришло в негодность. Захотите сделать ему приятное, называйте его "генерал". Он утверждает, что был генералом в армии Уэрты, да, помнится, Уэрты; во всяком случае, по его словам, если бы обстоятельства сложились иначе, он был бы сейчас военным министром и пользовался бы огромным весом. Он оказался для нас человеком весьма ценным. Худого про него не скажу. Вот только одно: любит пользоваться духами.
– А при чем тут я?
– спросил Эшенден.
– Он едет в Италию. У меня для него имеется довольно щекотливое поручение, и я хочу, чтобы вы находились поблизости. Я не склонен доверять ему большие суммы. Он игрок и слишком любит женщин. Вы приехали из Женевы с паспортом на имя Эшендена?
– Да.
– У меня есть для вас другой, кстати дипломатический, на имя Сомервилла, с французской и итальянской визой. Думаю, что вам лучше ехать вместе. Он занятный тип, когда разойдется, и вам полезно будет познакомиться поближе.