Безымянный
Шрифт:
Он аккуратно проверил, надёжно ли прикрыта крышка корзины и ухватил её обеими руками, искренне при этом надеясь, что путь до русалки не будет слишком уж длинным. Ваня же, ничего не говоря, безропотно вспорхнул и исчез во тьме рощи, куда даже не пробивались лучи яркого утреннего солнца. Делать было нечего – Безымянный шагнул за ним, навстречу своей судьбе.
Первое, что открылось взору Безымянного после долгой прогулки сквозь мрачный лесной коридор, был золотой огонь – по крайней мере, так могло показаться на первый взгляд. На самом деле это было лесное озеро, покрытое сотнями ярко-белых цветов с крупными лепестками и подрагивающими стебельками и освещённое полуденным солнцем, которое и создавало
Через самый центр огненного озера пролегала тропа из стёртых валунов, по которой можно было пройти лишь при помощи недалёких прыжков. Каждый булыжник увит зелёными лианами с лихорадочно-жёлтыми цветами, а округлые берега укутаны в красно-ягодный плащ – и надо сказать, что таких крупных и налитых ягод Безымянный не видел никогда в своей жизни. Точнее, он точно знал, что в обычной жизни встретить такие крупные ягоды фактически нельзя – помнить он в принципе ничего не мог. Огненное озеро определённо обладало какой-то живительной силой, и было ли это связано с магией русалки, или же наоборот – магия русалки происходила из этого источника, было ещё неясно.
Магия же у неё точно была – по крайней мере, так можно было судить по её голосу. Он распространялся по воздуху хрустальным кружевом, лился в такт прохладному ветерку, что бегал над гладью озера, создавая изощрённые узоры на блестящей глади, играл в догонялки с огненными лучами солнца и воспевал хвалу всему волшебству природы, которое создало здесь такое маленькое, но одновременно великое чудо. Её голос, полный жемчуга и сравнимый с перезвоном горного источника, проникал в самую душу, проходил сквозь всё тело, наэлектризовывая его и будто наполнял силами и одухотворённостью. Она пела про любовь, что витает вокруг каждого живого существа, про дальние края, недоступные обычному человеку, про перелётных птиц, которые видят мир с невероятной высоты, – немудрено, что песни русалок всегда привлекали не только охочих до женской красоты мужчин, но и любого человека, насколько черства не была его душа и насколько корыстны не были его намерения. Воистину, этот голос не знает границ и располагается далеко за понятиями добра и зла.
В самом же центре огненного озера, в окружении высоких бутонов осоки, расположился сотканный из корней циклопического дерева, что доминировало над водной гладью, остров, на котором и расположилась та, к которой они с Ваней так долго стремились. Надо сказать, что русалка никак не соответствовала своему окружению и казалась лишним и враждебным элементом во всей этой чуть даже не божественной картине. Когда-то она может была красивой и привлекательной, соблазняя незадачливых путешественников и затаскивая их в свою паутину обмана, но сейчас… сейчас русалка производила впечатление ожившего трупа, какой-то ошибки природы, которой не место во всём этом великолепии.
Её распухшее тело, иссушенное вытянутое лицо, длинные гипертрофированные руки и ноги, – буквально вся её кожа покрылась тёмно-зелёными пятнами, влажными и бугристыми, на локтях и коленках проступали кровавые трещины, а глаза выглядели потухшими и умирающими. Волосы, ранее напоминавшие изумрудного цвета водоросли, иссохли и выпали и сейчас на голове виднелись неприглядные залысины, покрытые коркой и коростой. Ногти доросли до таких размеров, что вросли в кору, и русалка могла шевелиться лишь при помощи резких движений, что сотрясали дерево и вспугивали сидящих на ветвях птиц – зябликов, крапивников, овсянок, свиристелей и поползней. Сама же русалка расположилась на дереве, посреди широких ветвей, которые формировали будто специально для неё сотканное ложе – от того же места, где она сидела, распространялись чёрные трещины, из которых сочилась странная и мерзкая на вид бурая жижа. Если когда-то русалка олицетворяла собой жизнь и беззаботность, то сейчас она превратилась в буквальное олицетворение разложения. Безымянный знал про то, как русалки выживают и чем именно они занимаются, прячась в глубоких лесных чащах: их пение очаровывает незадачливых и неподготовленных путников, завладевает их сознанием и заводит в своё обманно красивое логово. Там русалки окончательно порабощают их разум и тело, и пока путники наслаждаются умопомрачительным и внеземным голосом, они становятся трапезой для этих вечно голодных существ. Действительно, стоило Безымянному вглядеться в огненно-золотую гладь озера, как он понял, что всё его дно усеяно дочиста обглоданными костями – как человеческими, так и принадлежащими представителям других народов. Кто знает? – может нынешний внешний вид русалки стал её расплатой за тысячи невинных жертв?
– Что ты встал?! – услышал он недовольный шёпот Вани прямо у себя над ухом. – Невежливо же! Иди к ней!
Безымянный снова обратил свой взор на дерево русалки и обратил внимание, что прямо рядом с его стволом стоит Василиса – она распустила медно-русые волосы и теперь они покрывали всё её тело до самого пояса, а сама она облачилась в аккуратно и искусно скроенный кафтан. Если раньше она производила впечатление замученной работой крестьянки, то сейчас в ней появилась благородная осанка, а само её лицо светилось силой и уверенностью.
– Да, конечно, – отозвался Безымянный и сделал первый шаг на близлежащий валун, который оказался совсем не скользким, как могло показаться на первый взгляд. – А что говорить?
– Ничего, – подсказала сорокаю – Просто предложи ей раков и… и молчи. И уж тем более не говори ничего про её внешность: если хочешь знать, то она до сих пор считает себя писаной красавицей.
– А что случилось? – всё так же шёпотом спросил Безымянный.
– Голод, – коротко отозвалась птица. – Просто голод.
Дальше говорить было небезопасно, ибо русалка обратила на них внимание и теперь дотошно изучала Безымянного с головы до пят, будто пытаясь найти в нём что-то, что могло заинтересовать её. Он был на самой середине озера, когда она прекратила песню и улыбнулась ему, обнажив ряд чёрных и наполовину раскрошившихся зубов – если раньше на её лицо можно было хоть как-то смотреть без содрогания, то сейчас Безымянный невольно отвёл взгляд. В ответ на это русалка рассмеялась своим хрустальным смехом, подобным тысячам дождевых капель, и проговорила:
– О, да, я знаю, перед моей красотой невозможно устоять, – просто удивительно, как у этого вживую гниющего существа мог быть такой восхитительный и околдовывающий голос, от которого душа пела и хотела вырваться из тесных оков тела на волю, – однако не волнуйся, Безымянный, я не стану тебя соблазнять, как я это сделала с сотнями благородных мужей, что приходили ко мне на поклон.
– Я благодарю тебя, – собрав волю в кулак, ответил Безымянный. – Я принёс тебе дар, – он перепрыгнул на остров и аккуратно поставил корзину у корней дерева. – Это раки. Самые отборные, которых мы только смогли найти.
– Раки… – в голосе русалки одновременно послышались удовлетворение и разочарование, если это вообще было возможно. – Раки действительно чрезвычайно вкусны, и я обожаю высасывать сладкое мясо из их дёргающихся клешней. Но… но глядя на тебя… глядя на тебя я не могу не вспомнить те времена, когда мой голос распространялся по всему лесу, опоясывал каждое дерево, струился через плотный воздух и…
– Мы не за этим пришли к тебе, – оборвала её тираду Василиса, причём таким тоном, который не терпел никаких возражений. – Мы с тобой говорили об этом, или ты уже забыла о данной мне клятве?