Безжалостная Империя
Шрифт:
Я помню слёзы в глазах моей матери, один из которых наливался фиолетовым синяком на веке. Я помню её объятия и то, как она прижималась ко мне, рыдая, и её голос эхом раздавался вокруг меня, словно тиски.
Она была рада, что я вернулся и что был в безопасности.
И я не обнял её в ответ.
Я не мог обнять её в ответ.
Я просто стоял там и, пока она изливалась слезами, думал о хаосе, который оставил, и том, есть ли хоть какой-то способ вернуть его.
Хаос – это единственное,
Однако не всем нравится хаос. Я понял это, когда мой отец отвёл меня к врачу, потому что я не плакал.
Я не мог плакать.
Внезапно плач стал чем-то излишним. Когда я был младше, я плакал, свернувшись клубком в своей постели.
Я зажимал уши руками и притворялся, что кричащие снаружи голоса ненастоящие. Они были похожи на приведения.
Чего я маленький не знал, так это того, что призраки никогда не появятся.
Наш собственный домашний монстр делал это, и он никогда не оставался на месте. Он никогда не держал свои руки при себе.
Всякий раз, когда мамины крики эхом раздавались в доме, я ставил перед собой задачу не выходить туда. Если бы я сделал это, то только бы ухудшил ситуацию. Она бы попыталась защитить меня, и это привело бы к тому, что мы оба бы получили удары и синяки.
Если бы у меня были синяки, мама бы спрятала меня и не позволяла бы играть с моими друзьями, пока они не сошли.
И я не знаю, почему я тогда плакал. В любом случае это всегда было бесполезно. Ни одна наша слеза не остановила бы его и не заставила бы прекратить.
Мы просто были его вещами, с которыми он обращался так, как считал нужным.
Будучи успешным бизнесменом с империей за плечами, Уильям Нэш получил имя и статус. Никто не видел монстра за его улыбками. Никто и не подозревал о его пристрастии к алкоголю или о его твёрдой руке, которую он без малейших колебаний использовал.
На публике он держал меня на руках и души в нас не чаял. Наедине же он срывался, как только мы произносили хоть слово.
Я научился молчанию до того, как научился говорить. Тишина даёт тебе пространство для размышлений, для построения планов. Разговоры же навлекают на тебя только неприятности.
Познакомившись в Хаосом, я перестал плакать, и среди прочих привычек, я больше не удивлялся, почему мы с мамой застряли с ним, или сделал ли я что-то не так, родившись.
Хаос научил меня многим вещам, и самое главное и них: ты должен начать это сам.
Ты не можешь ждать, пока наступит хаос.
Отец - мастер хаоса. Он вызывал его каждый день. Каждую ночь.
Всё заканчивается тем, что мама сворачивается клубком и прикладывает лёд к своему лицу. Она не хочет, чтобы я видел её, когда она в таком состоянии. И она делает всё, что в её силах, чтобы скрыть это – макияж, выпечка, улыбки.
Много улыбок.
Сейчас она внутри, прячется и плачет.
Я
Я стою на краю бассейна, глядя прямо вниз на всё красное.
Хаос в его истинной форме.
Впервые с того дня, как я вернулся домой, я делаю глубокий вдох. Долгий вдох.
Я могу дышать, и это не чернота. Я могу видеть, и это не темнота. Я могу чувствовать, и это не пустота.
Я не знаю, как долго стою там, наблюдая и пытаясь вспомнить, что он сказал.
Ты чудовище.
Он думал, что я монстр.
Может быть так оно и есть.
Я поворачиваюсь, словно робот, моё тело тяжёлое и негнущееся, и ухожу. Покидаю не только бассейн, но и сам дом.
Наш особняк исчезает из виду, но эта сцена в бассейне продолжает прокручиваться в моей голове, как фильм.
Красный.
Рука.
Бульканье.
А потом… тишина.
Ты чудовище. Он что-то сказал после этого, но… я не могу вспомнить. Я был слишком поглощён хаосом, чтобы запомнить.
Уже поздний вечер, поэтому на горизонте ярко-оранжевые сумерки.
Не зная, куда мне идти, я стою посреди улицы и наблюдаю, как солнце медленно исчезает за зданиями.
Скоро стемнеет. Скоро воцарится хаос.
Ноги сами несут меня в ближайший парк. Обычно в это время там пусто, потому что мамочки забирают своих детей домой. Это небольшой парк с высокими деревьями и тёмно-зелёными скамейками, похожими на ту, что у бассейна.
Может быть, если я сижу здесь и думаю о парке и темноте, то я не буду думать о бассейне.
Мне следовало взять с собой книгу.
И я уже собираюсь вернуться и взять одну, когда замечаю маленькую фигурку, съёжившуюся на скамейке в дальнем конце парка под большим деревом.
На ней розовое платье, у которого так много материала внизу, что оно вдвое больше её самой. Блестящие золотистые волосы собраны в длинный хвост бабочкой. Точно такая же бабочка есть на поясе, который обвивает её талию. Она обнимает свою куклу, которая так похожа на неё и даже носит такое же платье.
Эта девчонка всегда делает такие глупые вещи.
Сильвер часто приходит, когда я играю с Эйденом и Ксандером, но она мне не нравится.
Она много говорит и спорит – очень, очень много – и это разрушает тишину в моей голове.
Я должен уйти, но что-то меня останавливает.
Слёзы в её глазах.
Она постоянно наносит на своё лицо блёстки, как будто верит, что она – это кукла, с которой играет. Теперь же, когда она плачет, блеск пропитывается слезами и двумя ручейками стекает по её щекам.
Сильвер не плачет. По крайней мере, я никогда не видел её плачущей. Мне было любопытно, как она это делает, и, хоть она мне не нравится, я хотел спросить её и узнать, не потому ли, что она тоже считает, что это бесполезно.