Библиотека мировой литературы для детей, т. 39
Шрифт:
Его наружность показалась ей красивой.
Но не это заставило Луизу соскочить с лошади и с участием наклониться над ним. Она поторопилась помочь ему, радуясь, что он оказался не тем, кого она боялась найти здесь.
— Кажется, он жив, — прошептала она. — Да, он дышит.
Петля лассо душила его. В одно мгновение Луиза ослабила ее; петля поддалась легко.
«Теперь он может дышать свободнее. Но что же тут произошло? На него набросили лассо, когда он сидел на лошади, и стащили на землю? Это наиболее вероятно. Но кто это сделал? Я слышала
— Вам лучше, сэр?
— Сеньорита, кто вы? — спросил дон Мигуэль Диас, поднимая голову и с беспокойством озираясь вокруг. — Где она?
— О ком вы говорите? Я никого здесь не видела, кроме вас.
— Карамба! Как странно! Разве вы не встретили женщину верхом на серой лошади?
— Я слышала женский голос, когда подъезжала сюда.
— Правильнее сказать — дьявольский голос, потому что Исидора Коварубио де Лос-Льянос настоящий дьявол!
— Разве это сделала она?
— Будь она проклята! Да!.. Где же она? Скажите мне, сеньорита.
— Я не знаю. Судя по топоту ее лошади, она спустилась по склону холма. Наверно, это так, потому что я подъехала с другой стороны.
— А!.. Вниз по склону холма — значит, она поехала домой… Вы были очень добры, сеньорита, освободив меня от этой петли, — я не сомневаюсь, что это сделали вы. Может быть, вы не откажете и помочь мне сесть на лошадь? Я надеюсь, что смогу удержаться в седле. Здесь, во всяком случае, мне нельзя больше оставаться. Мои враги недалеко… Пойди сюда, Карлито! — сказал он лошади и как-то особенно присвистнул. — Подойди поближе, не бойся этой прекрасной сеньориты. Не она сыграла с нами эту злую шутку. Ну, иди сюда, мой конь, не бойся!
Лошадь, услышав свист, подбежала к хозяину, который уже поднялся на ноги, и позволила ему взять себя под уздцы.
— Если вы мне поможете, добрая сеньорита, я, пожалуй, смогу сесть в седло. Как только я буду на лошади, мне нечего опасаться преследования.
— Вы думаете, что вас будут преследовать?
— Кто знает? Как я уже сказал вам, у меня есть враги. Впрочем, неважно… Я чувствую еще большую слабость. Вы ведь не откажетесь помочь мне?
— Я охотно окажу вам любую помощь, какая только в моих силах.
— Очень вам признателен, сеньорита!
С большим трудом удалось молодой креолке подсадить мексиканца в седло. Он покачнулся, но удержался в нем.
Подобрав поводья, он сказал:
— Прощайте, сеньорита! Я не знаю, кто вы. Вижу только, что вы не мексиканка. Американка, я думаю… Но это все равно. Вы так же добры, как и прекрасны. И, если только когда-нибудь представится случай, Мигуэль Диас отплатит вам за эту услугу.
Сказав это, Эль-Койот тронул поводья; он с трудом удерживал равновесие и поэтому ехал шагом.
Несмотря на это, он скоро скрылся из виду, — деревья заслонили
Он поехал не по одной из трех дорог, а по узкой, едва заметной тропе.
Молодой креолке все это показалось сном, и скорее странным, чем неприятным.
Но эта иллюзия быстро рассеялась, когда она подняла и прочитала валявшееся на земле письмо, потерянное Диасом. Письмо было адресовано «дону Морисио Джеральду» и подписано «Исидора Коварубио де Лос-Льянос».
Луиза взобралась в седло почти с таким же трудом, как только что уехавший мексиканец.
Переезжая Леону на обратном пути в Каса-дель-Корво, она остановила лошадь посередине реки и в каком-то оцепенении долго смотрела на поток, пенящийся у ее ног. На ее лице было выражение глубокого отчаяния. Будь это отчаяние хоть немного глубже — и воды Леоны сомкнулись бы над ее головой.
Глава L
Схватка с койотами
Лиловые тени техасских сумерек уже спускались на землю, когда раненому, проделавшему мучительный путь сквозь колючие заросли, наконец удалось добраться до ручья.
Он утолил жажду и растянулся на траве, забыв о своей тревоге. Нога болела, но не очень сильно. О будущем он сейчас не думал — он слишком устал.
Ему хотелось только одного — отдохнуть; и прохладный ветерок, покачивавший перистую листву акации, убаюкивал его.
Грифы улетели на ночлег в заросли; избавленный хоть на время от их зловещего присутствия, он скоро заснул.
Но спал он недолго. Снова разболелись раны и разбудили его. Именно боль, а не лай койотов, не давала ему спать до утра.
Он не боялся койотов, которые рыскали кругом; они, как шакалы, нападают только на мертвых или на умирающих, а он знал, что рана его не смертельна.
Ночь тянулась мучительно долго; страдальцу казалось, что день никогда не наступит.
Утро пришло наконец, но и оно не принесло радости — вместе с ним опять появились черные птицы, а койоты не ушли. Над ним в ярком свете нового дня снова парили грифы, а вокруг него повсюду раздавалось отвратительное завывание койотов.
Он подполз к ручью и снова напился.
Теперь он почувствовал голод и огляделся в поисках пищи.
Неподалеку росло ореховое дерево. На его ветках футах в шести над землей висели орехи.
Раненому удалось доползти до дерева, хотя это причинило ему мучительные страдания.
Костылем он сшиб несколько орехов и немного утолил голод.
Что же делать дальше?
Уйти отсюда было невозможно. Малейшее движение причиняло ему невыносимую боль, напоминая о том, что он совершенно не способен передвигаться.
Он до сих пор не знал, что случилось с его ногой, — она так распухла, что он ничего не мог прощупать. Все же ему казалось, что у него раздроблено или вывихнуто колено. И в том и в другом случае пройдет много дней, прежде чем он сможет владеть ногой. А что ему делать до тех пор?