Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
Они пошли по насыпи, бескрайними полями. Изредка далеко-далеко, сквозь пелену дождя, виднелась деревенька и как будто слышалось мычание коров, лай собак, скрипение журавля на колодце — те отдаленные звуки, что слышатся в шуме дождя, когда далеко в вечернем тумане путник видит селение.
Уже в темноте они добрались до будки обходчика. Отсюда до Низковки верст пять.
— Давай зайдем, — предложил Генка.
— Незачем. Только время терять.
— Чего мокнуть под дождем? Переночуем, а завтра пойдем.
— Нет. Эшелон могут отправить.
— Фью! —
Они постучали.
В ограде залаял пес, потом за дверью раздался женский голос:
— Чего надоть?
— Тетенька, — тоненьким голоском пропищал Генка, — водицы испить.
Пес за оградой заметался на цепи и залился пуще прежнего. Стукнул засов, дверь открылась. Через тесные сени мальчишки вошли в просторную избу.
Кто-то завозился на печи, и мужской старческий кашляющий голос спросил:
— Матрена, кого впустила?
— Сынков, — ответила женщина, зевая. — Водицы просят… По грибы ходили?
— Ага.
— Идете куда?
— В Низковку.
— Далече, — протянула женщина. — Куда же вы на ночь-то глядя?
— Да вот, тетенька, — ухватился за это замечание Генка, — я и то говорю. Может, пустите переночевать?
— Чего ж не пустить! Места не жалко. Куда ж вы ночью под дождем пойдете? Ишь как сыплет, — говорила женщина, стаскивая с печи и постилая на полу тулуп, — да и лихие люди шатаются, а то и под поезд попадете. Ложитесь. До света вздремнете, а там и дойти недолго.
Она набросила крючок на дверь, задула лучину и, кряхтя, полезла на печь. Мальчики улеглись и сразу уснули.
И приснилась Мише какая-то неразбериха. Жеребенок вороной, с коротким развевающимся хвостом, резвится, вскидывая задние ноги, мчится по полю у подножия отвесной скалы.
Все смеются: Полевой, дедушка, Никитский… Смеются над ним, над Мишей. А жеребенок то остановится, нагнет голову, то брыкнет ногами и опять мчится по полю.
Вдруг… это не жеребенок, а огромный вороной конь. Он с разбегу кидается на отвесную скалу и взбирается по ней, как громадная черная муха, а Никитский стучит по дереву рукояткой нагайки: «Держи коня, держи коня!» Конь взбирается все медленней и медленней. «Держи коня, держи коня!» — кричит Никитский. Вдруг лошадь отрывается от скалы и со страшным грохотом летит в пропасть…
Грохот прервался у Мишиных ног: ведро еще раз звякнуло и утихло.
— Держи коня! — опять крикнул кто-то из избы во двор и выругался: — А, черт, понаставили тут!
Чиркнула спичка. Тусклая лучина осветила высокого человека в бурке. На дворе ржали лошади и заливался неистовым лаем пес.
— Это кто? — спросил человек в бурке, указывая нагайкой на лежащих в углу ребят.
— Ребятишки со станции, по грибы ходили, — хмуро ответил хозяин. Он стоял в исподнем, с лучиной в руках: его всклокоченная борода тенью плясала по стене. — Да спят
— Поговори!.. — прикрикнул на него человек в бурке.
Он подошел к ребятам и нагнулся, вглядываясь в них. И в ту секунду, когда, притворясь спящим, Миша прикрыл глаза, над ним мелькнул колючий взгляд из-под черного чуба и папаха… Никитский!
Никитский подошел к обходчику:
— Прошел паровоз на Низковку?
— Прошел, — угрюмо ответил старик.
— Ты что же, старый черт, финтить?
Никитский схватил его за рубашку на груди, скрутил ее в кулаке, притянул к себе. Голова старика откинулась назад.
— Греха… — прохрипел старик, — греха на душу не приму…
— Не примешь? — Никитский, не выпуская обходчика, ударил его по лицу рукояткой нагайки. — Не примешь? Через час должен поезд пройти, а ты в монахи записался? — Он еще раз ударил его.
Старик упал. Никитский выбежал во двор.
Некоторое время там слышались голоса, конский топот, и все стихло. Только пес продолжал лаять и рваться с цепи.
Через час должен пройти поезд! С Низковки! Паровоз туда уже вышел… Может быть, их эшелон? И вдруг страшная догадка мелькнула в Мишином мозгу: бандиты хотят напасть на эшелон! Миша вскочил. Что же делать? Как предупредить? За час они не добегут до Низковки…
На полу стонал обходчик. Возле него, охая и причитая, хлопотала хозяйка.
Миша растолкал Генку:
— Вставай! Слышишь, Генка, вставай!
— Чего, чего тебе? — бормотал спросонья Генка.
Миша тащил его. Генка брыкался, пытался снова улечься на тулуп.
— Вставай, — Миша тряс Генку, — здесь Никитский. Они хотят напасть на эшелон…
Мальчики выбрались из сторожки. Дождь прекратился. Земля отдавала влагой. С крыши равномерно падали капли. Полная луна освещала края редеющих облаков, полотно железной дороги, блестящие рельсы. Пес во дворе не лаял, не гремел цепью, а выл жутко и тоскливо.
Миша и Генка долго бежали по тропинке вдоль насыпи и остановились, увидев на путях темные фигуры людей. Послышался лязг железа — бандиты разбирали путь.
Это было самое высокое место насыпи перед маленьким мостиком, перекинутым через овраг. К оврагу спускалась рощица. Мальчики услышали ржание лошадей, хруст веток, приглушенные голоса. Тихонько спустились они с насыпи, обогнули рощу и снова помчались во весь дух.
Холодный рассвет все ясней очерчивал контуры предметов, раздвигал дали. Вот видны уже станционные огни. Мальчики бежали изо всех сил, не чувствуя острых камней, не слыша шума ветра. Вдруг донесся отдаленный протяжный гудок паровоза. Они на секунду остановились и снова понеслись вперед. Они ничего не видели, кроме изогнутых железных поручней паровоза, окутанных клубами белого пара. Поручни эти всё увеличивались и увеличивались, стали совсем громадными и заслонили собой паровоз. Миша хотел ухватиться за них, как вдруг чья-то сильная рука остановила его… Перед мальчиками стоял Полевой.