Библиотека на Обугленной горе
Шрифт:
Незадолго до заката Отец зажег спичку. Они хорошо сложили дрова. Дерево быстро занялось, разрозненные языки пламени в считанные минуты превратились в могучий костер. Из ноздрей быка заструился дым – вначале слабая струйка, потом густые клубы.
Они продолжали подкладывать дрова, пока садилось солнце, все время ожидая услышать крик Дэвида, но он был очень сильным. Жар стоял такой, что Кэролин не могла подойти к быку ближе чем на десять футов и оттуда кидала дрова в огонь. Тем не менее пламя опалило волоски на ее руках. Мертвецы по-прежнему медленно подходили к самому огню, не обращая внимания
Но Дэвид был очень сильным. Лишь когда сгустилась темнота, а брюхо быка начало испускать тусклое оранжевое сияние, он закричал.
Вспоминая лицо Отца, Кэролин мысленно видела его в свете того огня.
Он так редко улыбался.
iii
До рассвета следующего дня из Быка продолжали доноситься тихие звуки, в основном из его головы и шеи. Кэролин удивлялась, пока не заметила, что ноздри Быка представляли собой отверстия – дымоходы на случай, когда угли лежали внутри. Воздух, проникавший сквозь эти отверстия, должен был казаться относительно прохладным – единственный намек на милосердие в мире Дэвида.
Почему он до сих пор жив?
Но конечно, это ведь был его каталог. Отец научил его справляться с тяжелыми ранами и продолжать драться. Не следовало забывать и о зельях, тониках, уколах. Как и все они, Дэвид был творением Отца. И сейчас не мог умереть, как бы сильно того ни желал.
Однако к полудню он все же затих. Отец заставил их поддерживать огонь до заката. Сказал, что Дэвид еще жив. Кэролин не сомневалась, что он действительно это знает.
Отец велел перестать подкладывать дрова вскоре после того, как сгустились сумерки второго дня. К полуночи пламя погасло. К утру третьего дня Бык достаточно остыл, чтобы его открыть, хотя горячий металл оставил волдырь на предплечье Кэролин.
То, что лежало внутри, оказалось не столь ужасным на вид, как она опасалась. Дэвид был самым усердным учеником. Его мастерство уступало только Отцовскому.
Перед смертью он прожарился до костей.
Кэролин с Майклом помогли Дженнифер вытащить Дэвида. Его останки были удивительно легкими, сухими и ломкими. Дети положили их на самодельные носилки из гладильной доски и отнесли в один из пустых домов, где разместили в большой комнате на первом этаже, в углу которой стояла пыльная, заплесневелая мебель. Американцы называют это «гостиной», подумала Кэролин и хихикнула. Маргарет тоже улыбнулась. Остальные странно посмотрели на нее.
Маргарет изучила обугленные останки черепа Дэвида, его руки, стянутые жаром в бойцовскую стойку, его рот, распахнутый в предсмертном вопле.
– Он очень глубоко. – Она повернулась к Отцу: – Можно мне присоединиться к нему? Помочь ему найти обратный путь?
Отец покачал головой:
– Пусть пока блуждает.
Кэролин задумалась над этим. Она полагала, Маргарет имела в виду, что Дэвид глубоко в «Забытых Землях», где, насколько она знала, ты находился и до рождения, и после смерти. Но оказался ли он глубоко потому, что никогда прежде не умирал – или же потому, что умер таким ужасным образом? Или, может…
Отец сурово смотрел на нее. Увидев, что привлек ее внимание, он многозначительно отвел взгляд.
– Никогда! – в отчаянии прошептала она. – Я никогда больше не буду об этом думать! Никогда-никогда!
Лишь после этого Отец отвернулся. Кэролин буквально почувствовала, как тяжесть его взгляда свалилась с нее. Вот что испытывает мышь, когда тень ястреба пролетает мимо.
– Дженнифер. Внимание.
Дженнифер, чьим каталогом было целительство, вскочила на ноги и встала перед Отцом.
– Ты вернешь его. Излечишь.
До сих пор Дженнифер осваивала мастерство воскрешения преимущественно на животных, причем недавно умерших – например, сбитых на шоссе.
– Я попробую, – сказала она, с сомнением покосившись на труп. – Но я…
– Пробуй усердней, – резко перебил Отец. – Остальные, помогите ей. Приносите то, о чем она попросит.
И Дженнифер принялась за работу. Извлекла из своего набора три больших мешка с разноцветным порошком и расставила вокруг тела Дэвида. Остальные приносили ей вещи – в основном воду, но не только: соль, мед, козлиный пенис, несколько футов ленты из магнитофонных кассет. Дженнифер жевала ленту, пока та не стала прозрачной, потом сплюнула коричневатую массу в глазницы Дэвида. Кэролин понятия не имела, зачем это нужно, но вспомнила взгляд Отца и запретила себе гадать.
Дженнифер трудилась всю ночь. Маргарет сидела с ней, хотя Кэролин и остальные отдыхали.
Когда Кэролин проснулась следующим утром, Дэвид начал восстанавливаться. Ссохшаяся плоть его торса немного набухла. Тут и там среди угольной черноты виднелся розовый оттенок. К середине четвертого дня перемены коснулись кожи его рук, потом ног. Вечером возникли легкие, затем сердце, хотя оно еще не билось. К пятому дню плоть покрыла большую часть его тела, пусть по-прежнему черного и обугленного.
На шестой день он застонал. Дженнифер отправила Маргарет спросить Отца, может ли она как-то облегчить боль Дэвида. Скорость, с которой умчалась Маргарет, тронула Кэролин. Вернувшись, Маргарет кивнула. Дженнифер коснулась лба Дэвида инструментом из своей сумки, и мгновение спустя он перестал стонать. Он не сказал ей спасибо – возможно, еще не мог, – но когда его лишенные век глаза повернулись к Дженнифер, Кэролин увидела в них благодарность.
К утру седьмого дня Дэвид, на взгляд Кэролин, полностью исцелился. Возможно, это было не так, еще не совсем, но близко к тому. Он спал. Его грудь вздымалась и опадала, медленно, размеренно. Дженнифер тоже спала, сладко, по-настоящему, впервые за пять дней. Увидев, что Кэролин проснулась, Майкл приложил палец к губам. Кивнув, Кэролин уселась рядом с ним.