Библия т.1 кн.3

Раджниш Бхагаван Шри

Как можно убежать от себя? Можно попытаться, но вы всегда найдете себя.

Можно спрятаться за деревьями и горами, в пещерах, но когда бы вы ни оглянулись, вы увидите себя. Куда вы уйдете от себя?

Поэтому нирвана в точности подобна тьме. Свет уходит, и остается вся ваша реальность, во всей ее красоте, благословении, блаженстве.

Но в русском и английском языках нет слова для перевода слова «нирвана». Джайны используют слово «мокша». «Мокша» означает абсолютную свободу, предельную свободу, свободу ото всех пут. И величайшие путы представляет ваше эго. Другие путы - лишь части эго: алчность, вожделение, амбиция, гнев. Все, что в других религиях

считается грехом, в джайнизме рассматривается лишь как путы.

Но корнем, главным корнем всего дерева вашего рабства является эго.

Поэтому отрубите главный корень, и все остальные корни отомрут сами по себе. Не стоит отвлекаться на обрубание маленьких корней, ветвей, листьев, они ведь вырастут снова.

Отрубите главный корень, и все дерево умрет.

И когда спадут все ваши путы, то, что останется? Неопутанное сознание, свобода.

Эта свобода не является чем-то политическим или экономическим. Она не имеет ничего общего со словом «свобода» и с тем, что под ним подразумевается. Это просто ничем не связанное существование. Нигде вокруг себя вы не находите ничего, что сдерживало бы вас. Вы больше не привязаны ни к чему. Это состояние непривязанности они называют мокшей. Разницы нет, различна лишь терминология.

Патанджали, основатель системы йоги, дает свое собственное название. Он называет это «кайвалья». «Кайвалья» означает «абсолютная уединенность, абсолютное единство», когда нет нужды ни в ком другом. Обычно вы постоянно нуждаетесь в ком-то другом: отец, мать, брат, жена, дети. Вы постоянно страстно желаете кого-то другого. Вы не можете жить одни. Вы боитесь оставаться одни. Вы никогда не испытывали этого, но все же боитесь. Потому что с самого детства вам ни разу не говорили, что нужно уметь различать два слова: одиночество и уединенность... Все словари продолжают утверждать, что это синонимы. Это не так. Эти два слова так далеки друг от друга, как только могут быть далеки слова.

Одиночество - это там, где вы теряете другого. Уединенность - это там, где вы находите себя.

Уединенность - это обнаружение своего истинного и подлинного бытия.

Одиночество - это просто поиск другого, чтобы занять себя, ведь если другого нет, вы не знаете, что делать с собой. Всякий раз, когда вы одиноки, вы начинаете создавать для себя что-то или кого-то.

На протяжении двадцати лет я непрерывно путешествовал по Индии. И я всегда путешествовал в купе с кондиционированием воздуха. Всегда была, правда небольшая, вероятность того, что в купе будет еще один пассажир, - редко, ведь очень немногие люди ездят в купе с кондиционированием воздуха. Но иногда мне представлялась великая возможность понаблюдать за другими людьми. А путешествие иногда длилось двадцать четыре часа, тридцать шесть часов или даже больше.

Я жил как раз посередине Индии и путешествовал повсюду. Поэтому, если я ехал в Калькутту, это занимало двадцать четыре часа в одном направлении, а если я ехал из Калькутты в Бомбей, это занимало сорок восемь часов. А если я ехал до Гаухати, то на это требовалось шесть дней, и надо было менять так много поездов... Но то был великий эксперимент — находиться с кем-то в одном купе двадцать четыре часа. Я не разговариваю с ним. А он пытается, он говорит: «Далеко ли вы едете?»

А я говорю: «Я еду в Калькутту. Я еду из Джабалпура. Моего отца зовут так-то. Мою мать зовут так-то. Моя профессия...» Как раз, чтобы выбить мусор из человеческих голов. И я отвечаю на все сразу.

Он говорит: «Я не спрашивал вас об этом».

Я говорю: «Я

отвечаю сразу на все, поскольку потом, будьте добры, молчите - ни одного вопроса за сорок восемь часов. Если вы хотите спросить что-нибудь еще, спрашивайте прямо сейчас. Пусть все вопросы разрешатся в самом начале. В противном случае вы вскоре спросите: «Где вы живете? Сколько у вас братьев?» Я скажу вам, что у меня одиннадцать братьев и сестер... и все!»

Он говорит: «Вы странный человек. С такими я никогда не встречался... Я только спросил: «Далеко ли вы едете?» - а вы рассказываете мне все: как зовут вашего дедушку, какой работой вы обычно занимаетесь...»

Я сказал: «Я стараюсь покончить со всем этим сразу, чтобы вам ничего не оставалось на потом».

И затем я храню молчание и просто наблюдаю за этим человеком - ему трудно. Он открывает свой чемодан, и он знает - я это знаю, — и он знает, что я знаю о том, что он делает это совершенно бессмысленно. Он закрывает чемодан, кладет его обратно, — но чем заняться? Он открывает окно, и он знает, что глупо открывать окно в купе с кондиционированием воздуха. И он знает, что я здесь, поэтому закрывает окно снова. Он начинает читать ту же самую газету, которую читал утром, снова с самого начала, идет в туалет, возвращается, вызывает проводника, чтобы тот принес чаю. Сорок восемь часов...

И через несколько часов он говорит: «Вы на самом деле не будете разговаривать?» Я храню молчание. Я не отвечаю на его вопрос, поскольку раз решено, значит решено. Потом мало-помалу он забудет обо мне, ведь, сколько он обо мне может помнить? Но сейчас он страдает.

В купе с кондиционированием воздуха я видел людей, покрытых испариной, таких нервных, дрожащих. Никого нет; никто не причиняет им вреда. Я абсолютно безвреден. В самом начале я сказал им: «Я абсолютно безвреден, вам не нужно беспокоиться по моему поводу. Можете спать. Можете делать все, что вам угодно, я не буду вмешиваться. Можете танцевать, можете петь, можете гримасничать, можете делать все, что хотите. Я не тот человек, чтобы вмешиваться в чью-то жизнь. Просто не разговаривайте со мной, поскольку это будет вмешательством в мою жизнь».

И на протяжении двадцати четырех часов я наблюдаю горе и страдание без причины. У него прекрасное, комфортабельное купе, с кондиционером, чистое, хорошее питание, всегда к услугам проводник. Но это для него не вопрос. Это для него не проблема. Настоящая проблема в том, что он не находит вокруг себя никого, с кем можно было бы заняться. Хотя бы кого-нибудь, пусть даже врага, хотя бы что-нибудь, пусть даже ссору. Тогда он будет занят и сможет забыть себя. Я не позволяю ему забыть себя - вот в чем неприятность. Он в испарине. Он нервничает, поскольку знает только одно: он в одиночестве. Но он никогда не испытывал уединенности.

И когда он сходит на своей станции, я снова говорю ему: «Вот посмотрите. Запомните одну вещь. Я был в том же самом купе. Я не покрывался потом. Я не нервничал. Я не открывал и не закрывал постоянно свой чемодан. Я без необходимости не вызывал проводника. Я не читал снова и снова одну и ту же газету. Почему вы делали все это? Видите ли вы разницу? Я был уединен, а вы были одиноки. Запомните это. Может быть, когда-нибудь это поможет вам».

Кайвалья означает уединенность. Это слово Патанджали для обозначения просветления. В русском и английском языках нет слова, которое смогло бы передать эти потрясающие проникновения в сущность. Слово просветление было выбрано по той простой причине, что вы становитесь, как бы полны света.