Библия ядоносного дерева
Шрифт:
Говоря об этих людях, лишившихся рук, врач накладывал гипс на мою: оборачивал и оборачивал ее бинтами с белой замазкой до тех пор, пока бинты не закончились, а моя рука стала похожа на сосиску в булочке. Я радовалась, что никто не собирается лишить руки меня. Потому, наверное, что Иисус сотворил меня белой.
– Гипс будет тебе мешать, – сказал он мне, – но через шесть недель мы его снимем.
– Хорошо, – кивнула я. На белом рукаве его халата запеклась кровь. Чья-то чужая.
Однако папа еще не закончил спор с доктором. Он подпрыгивал то на одной, то на другой ноге и кричал:
– Бить
Доктор держал мою руку обеими ладонями, как большую кость, и проверял, как у меня сгибаются пальцы. Потом, не глядя на папу, поднял желтые брови и произнес:
– А скажите, преподобный, цивилизация, которую бельгийцы и американцы принесли сюда, это что?
– Как что? Дороги! Железные дороги…
– А! Понимаю. – Доктор наклонился, посмотрел мне в лицо и спросил: – Папа привез тебя сюда на машине? Или вы приехали в поезде по железной дороге?
Какой умник! Мы с папой ему не ответили. В Конго ни у кого нет никаких машин, и он это знал.
Доктор встал, стряхнул белую кашицу с ладоней, и я догадалась, что он закончил с моей рукой. Как бы ни хотел папа спорить с ним, доктор открыл нам дверь.
– Преподобный, – обратился он к отцу.
– Сэр?
– Я не люблю препираться, но единственные дороги, которые бельгийцы построили тут за семьдесят пять лет, необходимы им для того, чтобы вывозить алмазы и каучук. Вряд ли местному населению нужно спасение, которое несете ему вы. Я думаю, что им нужен Патрис Лумумба, новая душа Африки.
– В Африке миллионы душ, – заявил отец. А уж он должен это знать, потому что приехал сюда спасти их все.
– Да, это так! – Доктор, выглянув в коридор, снова закрыл дверь – мы продолжали оставаться в его кабинете – и, понизив голос, добавил: – И половина из них прибыла сюда, в Стэнливиль, на прошлой неделе, чтобы приветствовать своего папу Лумумбу.
– Папу Лумумбу, который, как я слышал, – всего лишь босоногий почтовый служащий. Он даже в колледже не учился.
– Это правда, преподобный, но этот человек обладает такой способностью вести за собой толпу, что, похоже, не нуждается в обуви. На прошлой неделе Лумумба целый час говорил о ненасильственном пути к независимости. Толпе так это понравилось, что она пришла в неистовство и убила двенадцать человек.
Доктор повернулся к нам спиной и стал мыть руки в тазу и вытирать их полотенцем, как наша мама после мытья посуды. Потом он вернулся к нам, минуту внимательно смотрел на мою руку, после чего снова обратился к папе. Сказал, что во всей этой стране есть лишь восемь человек, учившихся в колледже. Нет ни одного врача или офицера – конголезца, поскольку бельгийцы не позволяли им получать образование.
– Преподобный, если вы ищете новых конголезских лидеров, то не трудитесь заглядывать в школы. Посмотрите лучше в тюрьмах. Мистер Лумумба попал туда после беспорядков, случившихся на прошлой неделе. К тому времени, как он выйдет оттуда, думаю, у него будет больше последователей, чем у Иисуса.
Ну и ну! После этого мой папа и в грош не будет ставить доктора. Сказать, будто что-то лучше, чем Иисус, – тяжкий грех. Папа поднял голову к потолку, затем взглянул в окно, стараясь сдержаться, чтобы не разбить что-нибудь, пока доктор открывал дверь. Нам пора было уходить. Под потолком висел абажур в виде миски, наполовину набитой чем-то темным, как чашка – кофейной гущей, только в абажуре лежали мертвые жуки. И я понимаю почему. Они обожают слетаться на свет, ведь свет – это так красиво, а потом оказываются в ловушке.
Я знаю, какие они на ощупь: как ресницы, если прикоснуться к их кончикам.
Когда мы вернулись домой, моим сестрам пришлось подавать мне еду и помогать одеваться. И это было самое приятное во всей этой истории. Я показала Лие, где можно сидеть на аллигаторовой груше, и она подсадила меня. Лихо лазать по деревьям я могла и с одной рукой. В основном мне приходилось играть с Лией, поскольку остальные члены семьи или имели какой-то недостаток в теле, или были слишком взрослыми для игр.
Там, на дереве, я сказала:
– Мистер Аксельрут пьет красный виски. Он у него лежит под сиденьем в самолете. Я выкатила бутылку ногой, а потом закатила обратно, когда мы летели.
Я была самой младшей, но мне было что рассказать.
Бельгийскую армию ждать не нужно. Они всегда заявляются в одно и то же время. Сразу после обеда, когда еще не начался дождь и женщины со своими ведрами и другими вещами уже ушли к реке или в поле, а мужчины спят дома. В деревне тихо. Солдаты идут маршем на дороге и поют песню по-французски. Один белый у них главный, а остальные должны кричать ему в ответ, потому что они – племя Хама. Но – ничего себе! – должна заметить, что у них у всех есть туфли. Они тяжелым шагом топают по дороге, затем останавливаются так неожиданно, что пыль оседает им на ноги.
Парней Джимми Кроу увидеть труднее. Они не любят бельгийскую армию, поэтому прячутся. Появляются порой и устраивают собрания позади курятника. Садятся на корточки и слушают своего главного, а руки и ноги у них такие тощие, что можно увидеть форму костей. И никакой обуви. Лишь какая-то шелудивая белая пыль на ступнях, и у всех черные болячки и шрамы. Каждый шрам хорошо виден. Мама говорит, что шрамы на их коже – не то что у нас, ведь их кожа – это карта всех горестей их жизни.
Мы ждали, чтобы подсматривать за ними, позади курятника, когда они появились. Лия передала мне, что ей говорила мама, а маме миссис Андердаун – даже не смотреть на них, если они придут. Они намерены взять власть над страной и скинуть белых.
– Как мне хочется такой же красный колпак! – воскликнула я.
– Ш-ш-ш, заткнись! – прошипела Лия, но сообразив, поняв, что «заткнись» прозвучало обидно для меня, добавила: – Мне тоже. Замечательная красная шапка.
Парни закричали:
– Патрис Лумумба!
Я объяснила Лие, что это новая душа Африки, его посадили в тюрьму, и Иисус ужасно рассердился из-за этого. Я ей все рассказала! Пусть я самая младшая, зато знаю. Я лежала за суком дерева так неподвижно, что меня было не отличить от него. Как зеленая змея мамба. Ядовитая. Я могла находиться прямо рядом с вами, и вы бы этого не заметили.