Библия языка телодвижений
Шрифт:
Ныне у каждого народа есть собственный флаг, символическое воплощение его территориального статуса. Но патриотизмом дело не ограничивается. Прячущемуся внутри каждого гражданина страны первобытному охотнику мало принадлежать к огромной конгломерации индивидов, с большинством которых он не знаком лично. Он делает все, чтобы чувствовать, что защищает территорию вместе с этими людьми, однако масштаб этого действа его не удовлетворяет. Сложно ощущать принадлежность к племени, в которое вместе с тобой входят ещё пятьдесят миллионов человек. Потому охотники формируют небольшие подгруппы, больше похожие на древние племена: местный клуб, подростковая банда, профсоюз, сообщество специалистов, спортивная ассоциация, политическая партия, студенческое объединение, общественное объединение, группа протеста и тому подобное. Очень редко встречаются индивиды, которые не принадлежат ни к одной такой группе и не черпают из неё ощущение племенного братства. Для всех таких групп характерно развитие Территориальных Сигналов, включая значки, костюмы, штаб-квартиры, флаги, девизы и иные проявления групповой идентичности. Именно на этом уровне индивиды реализуют
Каждое современное псевдоплемя имеет собственную территорию того или иного рода. Бывает, что людям, не принадлежащим к данной группе, находиться на её территории вообще запрещено; бывает, что они допускаются, но лишь на время, при этом права их ограничены и они обязаны подчиняться особому своду правил. Во многих случаях псевдоплемена похожи на миниатюрные государства со своими флагами, гербами и пограничниками. У элитного клуба есть собственный «таможенный пункт»: привратник проверяет ваш «паспорт» (карточку члена клуба) и препятствует проникновению внутрь чужаков. Тут есть своё правительство — клубный комитет. На стенах часто можно видеть изображения старейшин племени — фотографии или портреты бывших глав клуба. Когда вы оказываетесь внутри клуба, вас наполняет ощущение безопасности и собственной важности, вы осознаете, что держите единую оборону против внешнего мира. Большая часть клубных бесед, и серьёзных, и не очень, касается разложения общества за стенами клуба — там, в «другом мире», за защищёнными границами нашей территории.
В организациях, олицетворяющих собой мощь конкретного слоя общества, таких, как армия и огромные коммерческие компании, действует множество территориальных правил, часто неписаных, которые не согласуются с официальной иерархией. Индивиды с высоким статусом (например, офицеры и менеджеры) в теории могут появляться на территории «низов», однако их власть на этой территории весьма ограниченна. Офицер редко заходит в сержантскую столовую или в казарму с иной целью, чем для формальной проверки. Он уважает чужое пространство даже в том случае, когда данной ему властью может свободно нарушать его границы. То же в бизнесе: профсоюзы привлекают людей не только потому, что занимаются своими прямыми обязанностями, но и потому, что их чиновники, штаб-квартиры и собрания дают обычным работникам ощутить силу своей «территории». Всякая военная организация и коммерческая компания состоят из двух воюющих племён: офицеров и солдат, управленцев и чернорабочих. У каждого племени есть своя территория, которую оно определённым образом защищает, пусть на посторонний взгляд отношения между племенами не выходят за рамки обычной социальной иерархии. Переговоры между менеджментом и профсоюзами — это битва племён, которая разворачивается на нейтральной территории зала заседаний совета директоров; Территориальное Поведение на таких переговорах так же важно, как и обсуждение размера зарплат и условий труда. Если одна сторона быстро сдаётся и принимает требования другой стороны, победители чувствуют себя обманутыми и подозревают, что их надули. На самом деле им не хватает длительных церемоний, в ходе которых оба племени демонстрируют свою территориальную идентификацию.
Точно так же агрессивные действия футбольных фанатов и подростковых банд сплошь и рядом оказываются способом продемонстрировать имидж своей группы фанатам другого клуба или банде соперников. За редким исключением бандиты не нападают на штаб-квартиры конкурентов, они ограничиваются тем, что выдворяют «беспредельщиков» и ставят их в унизительные условия, превращая в «шестёрок». Пограничных стычек им вполне достаточно. Во время футбольного матча, когда штаб-квартира фанатов данного клуба временно перемещается на трибуны, воображаемая граница между группировками часто нарушается, что приводит к небольшим столкновениям. Впоследствии газеты сообщают о нескольких драках и нанесённых фанатам травмах, но если сопоставить эти инциденты с поведением всех присутствовавших на матче фанатов, станет ясно, что лишь очень малая их часть склонна к физической агрессии. На каждый пинок или тычок приходится тысяча воинственных выкриков, танцев, песен и жестов.
Перейдём к Семейной Территории. По сути своей семья — это воспроизводящая ячейка общества, потому семейная территория — это территория воспроизводства. В центре семейного пространства находится гнездо — спальня: вытянувшись на кровати, мы ощущаем себя в полной безопасности. В обычном доме спальня расположена на втором этаже, как и полагается безопасному «гнёздышку». Она достаточно удалена от холла, в котором периодически происходит контакт с внешним миром. Следующая линия обороны — гостиная, чуть менее личное помещение, куда допускаются гости. За пределами дома часто можно видеть символический пережиток первобытного пастбища — сад. Символизм этого места распространяется на растения и животных, которых можно видеть в саду: это цветы и кошки или собаки, выполняющие декоративную функцию и не разводимые, как в древности, ради прокорма семьи. Тем не менее, сад — тоже «своя территория» и потому имеет чёткие границы в виде стены, ограды или живой изгороди. Этот барьер, зачастую весьма условный, являет собой демаркационную линию, отделяющую частный мир семьи от мира внешнего. Стоит пересечь границу — и вы независимо от намерений сразу же попадаете в невыгодное положение. Когда гость переступает порог, его доминантность убывает — несильно, но ощутимо. Внутреннее чувство подсказывает гостю, что здесь, на чужой территории, он не может вести себя так же свободно, как в общественном месте, и должен то и дело просить хозяев разрешения на то и на это. Владельцы территории подчиняют гостя себе, не пошевелив и пальцем. Этот эффект достигается за счёт сотен маленьких маркеров собственности, которыми кишит их территория:
Трагедия современной архитектуры состоит в том, что очень важные в плане территориального поведения жилые постройки возводятся по шаблону. Любой дом должен быть похож на другие дома лишь в общем плане, в частностях же он обязан сильно от них отличаться, только тогда этот дом станет особенным. К сожалению, дешевле строить рядные или многоквартирные дома, в которых все квартиры идентичны. Однако желание сделать свою территорию особенной противится стандартизации, и люди делают все, чтобы их «рядовая» недвижимость чем-то отличалась от соседской. Они по-своему разбивают сад, красят входную дверь, вешают особенные шторы и клеят на стены особенные обои, короче говоря, украшают дом так, чтобы создать в нем уникальную атмосферу. Лишь завершив строительство семейного гнезда, они ощущают себя по-настоящему «дома» и в безопасности.
Покидая дом всей семьёй, они имитируют аналогичный процесс в меньших масштабах. Так, отправляясь на день на природу, семья нагружает автомобиль личными вещами, и машина превращается во временную, мобильную семейную территорию. Прибывшая на пляж семья сразу захватывает небольшой его участок и уведомляет об этом окружающих, расположив на нем подстилки, полотенца, корзинки и другие вещи, к которым члены семьи вернутся после того, как окунутся в воду. Даже если все они разом пойдут купаться, их территория останется чётко обозначенной, и другие семьи расположатся на почтительном расстоянии от её границ. Только если на пляже, что называется, яблоку негде упасть, прибывающие начнут располагаться ближе к границам уже занятых участков так, что расстояние между ними будет сокращаться. Люди, вынужденные располагаться на узких участках пляжа между занятыми, на миг ощутят себя «непрошеными гостями», а «собственники» почувствуют, что в их «владения» вторглись, пусть даже они не были потревожены напрямую.
Та же самая сценка разыгрывается обычно в парках, на лугах и на берегах рек, где семьи располагаются на ограниченной территории. Конечно, сражения за пространство способствуют пробуждению враждебности, однако без подобной системы деления ограниченной территории мы потонули бы в хаосе и беспорядке.
Наконец, Личное Пространство. Когда некий человек входит в приёмную и занимает крайнее место в длинном ряду пустых стульев, можно предсказать, куда сядет следующий посетитель. Он займёт место не рядом с первым человеком и не на другом конце ряда — он выберет позицию посередине между двумя этими точками. Третий посетитель сядет посередине между ними. Каждый последующий посетитель будет занимать «среднее» положение в самом большом промежутке, пока, наконец, кому-то не придётся опуститься на стул рядом с одним из уже сидящих людей. Именно так люди ведут себя в кино, мужских общественных уборных, салонах самолётов, электричках и автобусах. Подобный образ действий — напоминание о том, что каждый из нас, куда бы мы ни направлялись, «переносит» с собой и пространство, называемое Личным. Когда на нашу личную территорию вторгаются другие люди, мы ощущаем исходящую от них угрозу. Результат — череда изощрённых перемещений, обычно совершаемых неосознанно и служащих установлению компромисса, идеального настолько, насколько позволяют обстоятельства Если вокруг нас слишком много людей, мы реагируем соответственно: наше личное пространство уменьшается в размерах. Еле-еле втиснувшись в лифт, в переполненный в час пик вагон метро или в набитую битком комнату, мы так или иначе сдаёмся и позволяем телам других людей касаться наших тел. Для того чтобы отказаться на время от Личного Пространства, мы применяем специальные методы. В частности, мы воспринимаем другие тела как «неиндивидов». Мы усердно игнорируем их, а они — нас. Мы стараемся не смотреть на них, когда только это возможно. Наши лица перестают выражать какие-либо эмоции, становясь предельно равнодушными. Мы можем смотреть наверх, в потолок, или вниз, в пол, и сводим телодвижения к минимуму. Когда люди набиваются в помещение «как кильки в банку», они стоят почти неподвижно, подавая минимум коммуникативных сигналов.
Даже когда человек может двигаться относительно свободно, в огромной толпе он предпочитает общаться не слишком активно. Наблюдения за детьми в игровых группах показали, что чем больше индивидов в группе, тем меньше дети общаются между собой, хотя теоретически именно в больших группах возможностей для общения больше. В то же самое время в больших группах дети куда чаще играют в агрессивные и деструктивные игры. Личное Пространство людям жизненно необходимо, не замечать его — значит подвергать себя серьёзному риску.
Разумеется, всем нам знакомо чувство восторга, охватывающее человека в большой толпе, и эту реакцию также нельзя игнорировать. Однако толпа толпе рознь. Достаточно приятно находиться в толпе зрителей, а вот попасть в давку в час пик не хочется никому. Разница состоит в том, что столпившиеся зрители все смотрят в одну сторону, их внимание сосредоточено на некой отдалённой точке. В театре мы испытываем приступы раздражения в отношении людей, сидящих рядом с нами или в следующем ряду непосредственно перед нами. Общая ручка кресла становится территорией, на которую мы деликатно, но достаточно твердо предъявляем права. Но как только начинается представление, планы вторжения в Личное Пространство моментально забываются, и наше внимание концентрируется на пространстве за пределами той площадки, на которой сидит публика. Теперь каждый зритель ощущает себя пространственно сопричастным уже не соседям, которые еле втиснулись в кресла, а актёрам на сцене, между тем расстояние до сцены достаточно велико. Сравним театр с вагоном метро в час пик: каждый человек в давке постоянно сражается с соседями за «место под солнцем». Нет никакой пространственной сопричастности к далёким актёрам — есть только люди вокруг тебя, которые все время пихаются и толкаются.