Бич сновидений
Шрифт:
Феликс, не раздеваясь и не снимая обуви, рухнул на кровать, вытащил из кармана плоскую коробочку, достал два белых шарика и проглотил, не чувствуя вкуса. Легче не становилось, но появилась хотя бы надежда на облегчение.
– Голова болит? – сочувственно спросил его все тот же неугомонный лучник – теперь сосед по номеру на время пребывания в Бэйцзине. – У меня есть хорошие таблетки, хочешь дам? Или сладкого чаю – выпьешь? Мне помогает…
Дэймос пробормотал нечто неразборчивое, а потом, прежде чем непрошеный помощник помчался за чаем, вытащил
Воздействие было легким, едва уловимым.
Но когда танатос очнулся, его сосед уже мирно посапывал в своей постели.
«Всего лишь устал после долгого переезда. Захотел отдохнуть», – насмешливо подумал Феликс и поднялся со своей кровати.
Он бесшумно вышел из номера, прикрыв за собой дверь, спустился по лестнице и, мимо пустой стойки администратора гостиницы, выскользнул на улицу.
Шквал смутно знакомых запахов обрушился на него. Все они будоражили и вызвали желание целиком погрузиться в этот город, что Феликс и сделал, помня дорогу до нужного места наизусть.
Над Бэйцзином ползли тяжелые, низкие, серые тучи, готовые пролиться холодным дождем.
Город окутывала легкая дымка смога. Глаза немного пощипывало, словно от долгой бессонницы. В воздухе будто плавала мелкая пыль. Привычное ощущение.
Выброс с заводов. Тех самых, о которых говорил диктор. Заточенных на дешевое производство и не обремененных дорогостоящими и сложными очистными сооружениями. Но это ерунда, снесет ветром в океан рано или поздно. А вот заражение почвы и земли гораздо серьезнее.
Феликс вспомнил, что отец… настоящий отец, а не тот, придуманный Нестором благополучный житель Полиса, постоянно говорил об этом на своих университетских собраниях. И даже печатал статьи о загрязнении окружающей среды, о грядущей экологической катастрофе, об ответственности перед потомками. Надо ли говорить, что работы он лишился быстро. Сначала работы, а потом и… всего остального.
Дома отступили, вдоль дороги потянулась высокая решетка парка. За ней ярко светились круглые фонари.
Когда показались широко распахнутые ворота, Феликс направился к ним, решив сократить дорогу.
Воздух здесь был гораздо чище. Высокие деревья, переплетаясь кронами над головой, бросали глубокие тени на дорожки, проложенные под ними прямыми стрелами. Те уводили в разные стороны. К череде озер, соединенных изогнутыми мостиками. Пруду, над которым покачивались жесткие темно-зеленые листья лотосов. Храму с «драконьей» крышей. Садам, где цвели поздние астры…
Дэймос шел, жадно вдыхая, с удовольствием смотрел по сторонам.
Задержал взгляд на компании парней, играющих на открытой площадке под деревьями. Они перекидывали друг другу волан с перьями, касаясь его только коленями и боковой поверхностью стопы. Были заняты игрой, поэтому не обратили на одинокого позднего прохожего внимания. Феликс помнил, что и сам часто после школы… или вместо школы проводил время именно так.
В длинных крытых галереях, ведущих к храму, сидели группы немолодых бэйцзинцев. Разбившись по пять-шесть человек, под музыку дешевых радио-проигрывателей, они увлеченно играли в шашки. Бодрые марши сменялись мелодичным женским пением, и снова заглушались маршами. Удары костяных фишек по доскам сопровождались довольным смехом и радостными возгласами.
У выхода из парка старик в канареечно-желтом спортивном костюме занимался гимнастикой. Его движения были плавными и текучими как вода. Но можно было не сомневаться, что один удар сухой и жесткой ладони с выступающими венами может переломить доску… или сломать чью-нибудь шею. Феликсу доводилось наблюдать подобное.
Среди высоких идентичных бетонных домов он свернул – и оказался на узкой улочке, плотно застроенной лавками и магазинчиками, чайными и ресторанами. Над головой закачались алые бумажные фонарики, прилавки манили десятком разновидностей спелых манго, грудами кокосовых орехов и маленькими красными помидорами, продаваемыми как деликатес. Тут же стояли поделки из дерева и металла. Бумажные веера, напоминающие разноцветных бабочек, колыхались на ветру и шелестели. В широких железных чашах с треском раскалывались жареные каштаны.
Людей было много. Они двигались, словно в медлительном речном потоке: останавливаясь возле чайных магазинов, плавно обтекая лотки с фруктами и прилавки, где в скудном электрическом освещении щетинились деревянные шпажки с нанизанными печеными тараканами и скорпионами.
Феликс открыл дверь магазинчика, ничем не выделяющегося из ряда таких же заведений, вежливо улыбнулся продавцу, поднявшему голову на звяканье дверного колокольчика, и учтиво поклонился, сказав по-бэйцзински:
– Я к госпоже Ли.
Внутри было тихо и пусто. На длинных полках из светлого дерева, занимающих все стены, стояли наполненные стеклянные колбы. Феликс узнал желтоватые корни женьшеня, слюдянисто-белые сушеные ласточкины гнезда, щупальца каракатиц… Здесь же торчали пучки трав и были насыпаны горсти цветочных лепестков. В центре помещения на столе возлежал гриб чага, потрясающий своими размерами.
Юноша прошел магазин насквозь, мельком заглянул за ширму в глубине: там на грязноватой кушетке сидел мужчина голый до пояса, в его плечи и спину были воткнуты длинные иглы. Пожилой бэйцзинец с непроницаемым лицом вгонял в поясницу посетителю еще один тонкий шип.
Феликс толкнул неплотно притворенную дверь черного хода, попал в узкий темный коридор. В конце его виднелась еще одна створка.
Танатос распахнул ее и шагнул в просторную гостиную, заставленную потертыми креслами, диванами из красного плюша и низкими столиками. Бордовые занавеси с золотыми кистями драпировали стены. Запах духов, благовоний и пыльной ткани щекотал ноздри.
Дэймос неспешно натянул перчатки, выполняя неизменный ритуал всех темных сновидящих. И тут же деревянная панель, замаскированная длинными бамбуковыми висюльками, открылась.