Бимкина весновка
Шрифт:
Бимка, скорее всего, и не успел даже понять, что научился плавать, так неожиданно это случилось. Он впервые видел воду, тем более – реку. Обычно, для щенка первое плавание всегда является значительным открытием. Часто собаки в тёплой – то воде, бояться плыть. – Пищат, скулят, наотрез отказываются заходить в реку. А если в щенячьем возрасте не научатся плавать, тогда, будучи взрослой собакой, ещё сложнее преодолевают страх перед водной стихией. – Жалко, конечно же, щеночка! В другой раз, перенесла б на руках, чтоб не морозился напрасно, да не ранился, сама-то… – иду по воде и снегу в болотных сапогах, да одета тепло. – Каково малышу в ледяном месиве плавать?!.. А на улице немногим выше нуля. Стоять неподвижно долго нельзя – мёрзнешь.
Часть 6. Весеннее болото.
Выбравшись с лощины и, перевалив через кедровую гриву, выходим на открытое болото. Оно, – словно огромная чаша! – Залито сверкающими зеркалами талой воды, – круглое, зажато в кольце небольших залесённых холмов. Тысячелетия назад на месте болота плескалось озеро. Время затянуло озерную гладь плывуном изо мха и торфа. Плывун сейчас располагается сверху, а под ним остались прежние озёрные глубины. При первой же мощной потайке ревущие потоки снеговой воды с окаймляющих холмов устремляются в болотную котловину. Переполняя ту водой, поднимают торфяной покров вместе со снегом подобно поплавку на реке. Лужи, озёра талой воды перекатываются, переливаются, точно на подносе, – из одного конца болота в другой, то вздыбливая торфяные глубины, то опуская их; то осушая, то заливая. В считанные часы болотный ландшафт до неузнаваемости меняет облик, открывая в неожиданных местах бездонные «окна». Ходить по такому месту крайне опасно. Каждый шаг нужно продумывать, хорошо знать тропки и незримые проходы – переходы. И даже опытность не застраховывает от нежелательных приключений. – Окна, – термокарстовые колодцы, появляются в неожиданных местах и каждый год в разных. Порой в сантиметрах от древесной поросли, где всегда хаживала, не замочив ног. Проходимость топей зависит от того, насколько протает вечная и сезонная мерзлота и, какой объём талой воды вместит природный резервуар в этот раз. – Ходишь ведь, фактически по озеру!
Медленно пробираемся с Бимкой вдоль края болота, теснясь ближе к кустарнику, к редким берёзкам. Тут меньше шансов наткнуться на топь. – Не улькнуть бы в невидимый ручей – в подводную промоину!.. – В скрытом ручье можно окунуться по пояс, да и по грудь нырнуть, а то и –с головой! А начерпать в раскатанные болотники, – то обычное явление! – Как ни осторожничай, всё равно не раз черпанёшь. Для того и несу запасные портянки, войлочные стельки и, даже тёплые колготки прихватила!..
Болотная поверхность издали кажется твёрдой. Да так и на самом деле, – снежный покров под водой превратился в лёд, а торф ещё не отошёл – не оттаял. Идти было б легко по нему, и быстро, как по асфальту, – не хочется плестись по краю болота, огибая и делая приличный крюк, жаль и тратить не менее часа драгоценного времени. Думаю: «Может, – идти напрямую к скрадку?». – Вовремя останавливаю себя. Из горького лесного опыта знаю, что спешка всегда оканчивается плачевно: многочисленные родники уже пробили мерзлоту, вскрыв потаённые глубины бездонных коварных топей.
До сих пор появляется страх, лишь увижу то место, где по неопытности несколько вёсен назад, поспешив за подранком – косачом, нырнула в одну из таких бездонных пропастей. И шла то, как положено с трёхметровой слегой в руке, только та неожиданно улькнула в трясинную бездну, увлекая за собой спавшее с плеча ружьё и меня следом. Впечатление, – словно болотный дух древних вогулов – Комполэн, из чёрных глубин схватился за конец шеста и, резко дёрнув, потянул к себе. – Вот так, вероятно, и рождаются суеверия о болотной нЕчисти, а в душу закрадывается цепкий суеверная жуть. – Как выбралась?!.. – в такие минуты убеждаешься и уверуешь в существовании и Бога и Ангела-Хранителя и всего- всего, во что в иное время не веришь и греховно забываешь. …Ружьё удержалось лишь на кончике пальца. Сама выбралась на крошащийся лёд, выкинув вперёд «ствол» и, опираясь на слегу, ползком откатилась от края затягивающей пучины. На дрожащих ногах, давя запоздалый ужас, добралась до леса. Развела огромный костёр. Вылила воду из сапог и из рюкзака. Разделась, отжала одежду, развесила над костром сушить… – обидно! – драгоценная ночь потеряна глупо. А воспоминаний холодок по сей день, спустя годы, мурашками пробегает по спине.
– Сколько раз потом ещё купалась в ледяном крошеве снега, льда и воды!.. – не счесть. Пробовала измерить глубину, – опускала шест метров в пять длинной, – бесполезно! – До дна не достать! – Точно разверзнувшаяся бездонная пропасть! Невероятно! – Стоишь, – вроде бы твёрдо?!.. – вокруг – ровное дно, залитое водой, а шаг делаешь вперёд… – и как с обрыва летишь в омут гибельного «окна»! – Такова пугающая тайна термокарстовых процессов – термокарстового рельефа! До истинного дна, ведь, может не метр, а сотни метров! – Никто не измерял настоящих глубин древних сибирских озёр, давно превратившихся в болота.
Медленно ползу к намеченной цели. Осторожно выставляя на полметра вперёд берёзовый шест, ставлю ногу вплотную к его основанию. Так двигаюсь: вперёд – шест… – пятьдесят сантиметров вперёд… К нему – шаг одной ноги, потом – точно туда, в сантиметры проверенные – шаг второй. И так, – шаг за шагом, неторопливо огибаю болото вдоль чахлого березняка, залитого талыми водами. Бимка столь же осторожно: след в след, семенит за мной. Стараясь меньше плавать, – перепрыгивает через небольшие ручейки, оббегает по выступающим из воды кочкам лужицы. И совсем самостоятельно выбирает свою собственную дорожку вдоль прочных ледовых бережков, но по-прежнему из поля зрения меня не выпускает, – далеко не отходит, – учится притом искать свой путь.
– Скоро уже придём!.. – подбадриваю щенка. Чувствуется, – он сильно перемёрз и устал. Да держится молодцом! Другие щенки на его месте давно б истошно выли перед каждой лужей, наотрез отказываясь идти дальше. Бимка же, продолжает упрямо шлёпать по ледяному месиву. «Дойдём до места, Бимчик, – отдохнёшь! Ещё немножко осталось! Потерпи, умница!». Из десятков щенков лишь единицы в будущем смогут хорошо охотиться. Жизнь рабочей лайки полна опасностей и слишком коротка. Редкая собака доживает у нас до восьми лет, продолжая успешно охотиться. Часто лайки гибнут, схлестнувшись со зверем. Огромный урон наносят волки, росомахи. Нередко погибают в реках. А чаще, верных друзей убивают лучшие соседи по дому, по заказу конкурентов- охотников, по инициативе администрации села… – из зависти, за деньги, что платят из сельского бюджета за так называемый «отлов бродячих собак». Только вот отлова, как такового, никогда не производится, а собак выбирают догхангеры наёмные за наши бюджетные денежки, исключительно домашних – откормленных, да с хорошим мехом. Шкуры выделываются в поселковом сувенирном цехе. Из них местные умелицы из аборигенных слоёв северного населения шьют унты и сувенирную продукцию, которая расхваливается и продаётся на ярмарках по всему Миру, как эксклюзивное традиционное ремесло северных «коренных» народов. А гибнут в итоге, жестоко убитыми, верные друзья, многократно спасавшие жизнь человеку. Раньше косила собак чумка. Трудно было вырастить лайку. Только пёс начинал работать, как в считанные дни уносила эпидемия в безвозвратные дали. Вот и приходится щенка с малолетства брать в лес для обучения, чтоб с младенческого возраста определить – выйдет ли из того толк, или – нет.
Конец ознакомительного фрагмента.