Биография Бога: Все, что человечество успело узнать
Шрифт:
смирил себя, быв послушен даже до смерти и смерти крестной.
В ответ Бог превознес его и дал ему высший титул kyrios («господин», «владыка»). Иисус отныне пребывает «в славе Бога Отца». На этот текст часто ссылаются в подтверждение мысли, что христиане очень рано стали считать Иисуса воплощенным Сыном Божиим. Однако Павел не читает филиппийцам лекцию по догматике. Прежде чем привести слова гимна, он дает нравственное наставление: «В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе».
Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других. [294]
Если христиане не будут во всем подражать кеносису Иисуса, они не поймут миф о Господе Иисусе. Как и всякое великое духовное учение, христианская доктрина есть «Микра». Она постигается, лишь будучи воплощена в обрядах, молитвах и этической программе.
Отметим: называя Иисуса словом kyrios ,
В наши дни многие понимают рассказ о непорочном зачатии Иисуса так: Бог чудесным образом сделал Марию беременной, в результате чего ее сын был «сыном Божиим», вроде того, как Дионис был сыном Зевса и земной женщины. Однако ни один иудейский читатель не посмотрел бы на вещи подобным образом. В Еврейской Библии мы находим целый ряд необычных рождений: скажем, Исаак родился, когда его матери было девяносто лет. Рассказы подобного рода часто сопутствовали выдающимся людям, чтобы показать: эти люди были отмечены величием с первых минут жизни. Сюжет с непорочным зачатием мы находим лишь у Матфея и Луки – другие новозаветные авторы, похоже, о нем и не слышали, – однако в обоих случаях генеалогии идут через Иосифа, мужа Марии. Для Марка самоочевидно, что Иосиф – отец Иисуса и что у Иисуса есть братья и сестры, хорошо известные первым христианским общинам. [297] Подобно другим евангелистам, Марк видит в Иисусе, прежде всего, пророка. [298] Скептики цепляются к очевидным противоречиям в рассказах о Рождестве, однако окончательные редакторы не считали, что каждая деталь должна пониматься буквально, а потому не видели проблему в подобных противоречиях. Эти рассказы – образец творческого мидраша. Их задача состоит в том, чтобы показать: явление Иисуса предсказано в иудейских Писаниях. Будучи помещены в начале двух Евангелий, они сразу дают читателю намек, как каждый из этих евангелистов понимает миссию Иисуса. Подобно Еврейской Библии, Новый Завет содержит не единое ортодоксальное учение, а широкий спектр ракурсов. Скажем, Матфей старается показать, что Иисус – Мессия равно иудеев и язычников, поэтому сообщает о том, что поклониться младенцу Иисусу пришли волхвы с Востока. Лука неизменно подчеркивает, что Иисус шел к бедным и обездоленным. Поэтому в его Евангелии первыми слышат «благовестие» о Рождестве пастухи.
Рассказы о необычном зачатии и рождении Иисуса были не единственным способом, которым первые христиане выражали свою веру в богосыновство Иисуса. Апостол Павел полагал, что Иисус был «назначен» «Сыном Божиим» после Воскресения. [299] По мнению Марка, Иисус получил свое поручение при крещении, как и древние цари Израильские, которые «усыновлялись» Яхве при коронации. Евангелист даже цитирует древний псалом на тему коронации. [300] А вот еще одна евангельская сцена. Однажды Иисус взял с собой на высокую гору трех учеников. Там он был «помазан» как пророк. Он «преобразился» перед учениками, его одежды стали сияющими. Ученики видели, как он беседует с Моисеем и Илией, а небесный голос, цитируя все тот же гимн, восклицает: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение». [301]
Вера Павла и евангелистов в богосыновство Иисуса не означает веры в его божественность. Пожалуй, такое утверждение их даже шокировало бы.
Могут спросить: но разве Иисус не говорил, что ученики должны верить в его божественность? Разве не делал такую веру условием ученичества? [302] В самом деле, в Евангелиях он часто упрекает учеников за «маловерие» и хвалит «веру» язычников, которые понимают его лучше, чем соотечественники-иудеи. От просящих исцеления он требует «веры», чтобы он мог сотворить чудо. Некоторые даже молятся: «Верую! Господи, помоги моему неверию». [303] Такой значимости «веры» в других великих традициях мы не находим. Почему же Иисус придавал ей столь большое значение? На это следует ответить: он не придавал ей такого значения. Греческое слово pistis означает не просто «вера», но «верность», «доверие», «выбор». [304] Не «уверовать» в свою божественность просил Иисус (он вообще на нее не притязал!), а решиться. Он хотел, чтобы ученики, которые пошли за ним, отдали свое имущество нищим, накормили голодных, отказались от гордыни, самомнения и зацикленности на быте и жили как птицы небесные и лилии полевые, доверяя Богу Отцу. Пусть они несут благовестие о Царстве Божием всем в Израиле, даже проституткам и сборщикам податей, и исполнятся сострадания, делая добро не только людям благочестивым и респектабельным. Такая pistis воистину способна передвигать горы и высвобождать человеческий потенциал, о котором и не подозревали. [305]
Когда св. Иероним (около 342—420) переводил Новый Завет с греческого языка на латынь, он подобрал для существительного pistis аналог fides («верность»). Однако у pistis есть однокоренной глагол ( pisteuo , «веровать»), а у fides нет. Тогда Иероним использовал латинский глагол credo , происходящий от cor do («я отдаю свое сердце»). Как видим, он не прибег к слову opinor («думаю», «придерживаюсь мнения»).
Сюжет с непорочным зачатием мы находим лишь у Матфея и Луки – другие новозаветные
Когда Библию переводили на английский язык, credo и pisteuo превратились в Библии короля Якова (1611) в I believe («верую»). Однако в ту пору слово belief («вера») имело другой смысл. В среднеанглийском глагол bileven означал «ценить», «считать дорогим». Он был связан с немецкими словами belieben («любить»), liebe («любимый»), а также с латинским словом libido . Поэтому belief первоначально означало «верность человеку, с которым связывают обещание или долг». [306] Когда у Чосера рыцарь говорит accepte my bileve , он имеет в виду не «примите мою веру» (как можно подумать по созвучию с современным английским), а «примите мою верность». [307] В пьесе Шекспира «Все хорошо, что хорошо кончается» (около 1603 года, незадолго до публикации Библии короля Якова) король говорит молодому аристократу Бертраму: believe not thy disdain , – он не должен питать презрение к низкорожденной Елене, не должен позволять этому презрению пустить глубокие корни в своем сердце. [308] Однако в XVII веке знание стало пониматься более умозрительно, и слово belief («вера») начали употреблять для описания интеллектуального согласия с каким-либо гипотетическим, зачастую сомнительным, тезисом. Первыми использовали его в этом смысле ученые, но в религиозном контексте латинское credere и английское belief сохраняло свои первоначальные коннотации до середины XIX века.
Пожалуй, именно в этом контексте стоит обсуждать запутанный вопрос о чудесах Иисуса. С эпохи Просвещения, когда эмпирическая верификация стала важной в обосновании любого «верования», многие люди – как христиане, так и атеисты – полагали, что Иисус творил чудеса в доказательство своей божественности. Однако в античности «чудеса» были делом распространенным. Конечно, на них обращали внимание, но никого они не навели бы на мысль, что чудотворец – это не просто человек. [309] Существовало столько невидимых сил, которые тогдашняя наука была не в состоянии объяснить, что казалось разумным говорить о влиянии духов на человеческую жизнь. К богам греки обращались значительно чаще, чем к докторам. (С учетом уровня античной медицины это, пожалуй, было безопаснее и разумнее.) Некоторые люди обладали способностью управляться со зловещими силами, которые, как считалось, вызывают болезнь. В частности, иудеи славились как умелые лекари. В IX веке до н. э. пророки Илия и Елисей совершали чудеса, подобные чудесам Иисуса, но никто не видел в них богов.
Слово BELIEF («вера») начали употреблять для описания интеллектуального согласия с каким-либо гипотетическим, зачастую сомнительным, тезисом в XVII веке.
Иисус пришел из Галилеи (Северная Палестина), где существовала традиция благочестивых людей («хасидим»), чудотворцев. [310] В середине I века до н. э. молитвы Хони Начертателя Кругов положили конец суровой засухе, а незадолго до гибели храма Ханина бен-Доса исцелял пациентов на расстоянии, подобно Иисусу. Однако никто не считал этих чудотворцев богами (и уж, конечно, они сами себя не считали богами). Очень может быть, что Иисус продолжал эту традицию, будучи очень одаренным экзорцистом. Люди, страдавшие эпилепсией или умственными заболеваниями, от которых не существовало другого лекарства, естественным образом обращались к экзорцистам. Вполне возможно, что экзорцистам и впрямь удавалось улучшить состояние пациентов в тех случаях, когда болезнь имела сильную психосоматическую составляющую.
Cвоими чудесами Иисус обязан «силе» Божьей, действовавшей в нем. Он считал, что любой человек, который доверяет Богу в достаточной степени, может совершать еще более великие деяния.
Однако, подобно Хони, Иисус ясно давал понять: своими чудесами он обязан «силе» Божьей, действовавшей в нем. Он считал, что любой человек, который доверяет Богу в достаточной степени, может совершать еще более великие деяния. [311] Отметим, что чудеса не занимают центральное место в Евангелиях. Более того, евангелисты относятся к ним неоднозначно. Марк сообщает, что слава об исцелениях разносилась широко, но Иисус просил помалкивать о них. [312] Матфей снижает роль чудес, лишь показывая на их примере, как в Иисусе исполнились древние пророчества. [313] Для Луки чудеса демонстрируют, что Иисус – это «великий пророк» вроде Илии. [314] Евангелисты знали, что, несмотря на эти знамения и чудеса, у Иисуса было мало последователей при жизни. Чудеса не вдохновляли «веру». Люди, видевшие их, соглашались, что Иисус – в каком-то смысле «сын Божий», но не хотели ломать свою жизнь и отдаваться целиком его делу (ничуть не более, чем они стали бы продавать имущество, чтобы последовать за Хони Начертателем Кругов). Даже у внутреннего круга апостолов не хватало pistis . По сообщению Марка, они и ухом не повели, когда Иисус насытил несколькими кусками хлеба и рыбы толпу в пять тысяч человек, а когда увидели, как он идет по воде, лишь поразились, ибо «сердце их было окаменено». [315] Правда, Матфей рассказывает, что они склонились ниц перед Иисусом после этого чуда со словами: «Истинно ты Сын Божий», [316] но вскоре Иисусу уже пришлось укорять их за маловерие. [317] Скорее всего, в евангельских рассказах о чудесах запечатлено мнение учеников об этих событиях уже после явлений Воскресшего. Задним числом они усмотрели в Иисусовых чудесах знамение скорого прихода Царства, когда Бог победит злых духов, вызывающих страдание, болезни и смерть, и покорит разрушительные силы хаоса. [318] Они не считали Иисуса Богом и не утверждали, что чудеса доказывают его божественную природу. Однако после Воскресения они пришли к убеждению: подобно всякому «верующему», Иисус мог призывать «силу» Божию, когда усмирял морскую бурю и ходил по волнам.